Неизвестен

Золотая ветвь (Часть 2)

то его дух, по мнению местных жителей, возвратится, а так как никому не хочется вновь увидеть его среди живых, на упоминание его имени накладывается табу. Вместо него, когда речь идет об общеупотребительном термине, изобретают новое слово. В итоге слова постоянно исчезают и вновь возникают с измененными — иногда до неузнаваемости — значениями.

Аналогичный обычай оказывал сходное воздействие на язык туземцев Никобарских островов. «У них в ходу,— рассказывает де Репсторф,— весьма своеобразный обычай, который, должно быть, весьма мешает «делать историю» или, во всяком случае, затрудняет передачу исторических фактов. Согласно этому обычаю, опирающемуся на суеверия никобар-ских островитян, после смерти человека его имя нельзя произносить! Соблюдается этот обычай со всей строгостью. Если человек — что часто бывает — обладает именем со значением «курица», «головной убор», «огонь», «дорога» и т. д., в будущем всеми силами воздерживаются от употребления этих слов не только применительно к умершему, но и в качестве названий указанных предметов. Эти слова отмирают, а для обозначения соответствующих предметов никобарцы изобретают новые слова или заменяют их вышедшими из употребления существительными на других диалектах Никобарского или чужого языка. Этот странный обычай не просто вносит элемент нестабильности в язык — он разрушает непрерывность общественной жизни и делает летопись событий прошлого — если таковая возможна вообще — туманной и ненадежной».

Другие' полевые исследователи также отмечали, что этот обычай подрубает корни передачи исторических событий. «У индейцев-кламат,—делится своим наблюдением мистер А. С. Гатшет,— нет ни одного исторического предания более чем столетней давности. Причина проста: они неукоснительно выполняли закон, запрещавший путем употребления имени покойного напоминать о его жизни и деятельности. Этот закон соблюдался племенами Калифорнии и Орегона настолько строго, что за его нарушение человек мог быть казнен. Одного такого обычая достаточно, чтобы история стала невозможной. Как можно написать историю без имен?»

Впрочем, у многих племен естественная склонность человеческого ума в какой-то мере ослабляет способность этого предрассудка сглаживать из памяти прошлое. Время, стирающее самые живые впечатления, неизбежно выветривает из ума первобытного человека след, который оставил в нем ужас перед таинством смерти. По мере того как воспоминания о родных и близких тускнеют, первобытный человек говорит о них все более и более охотно. Так что исследователь в силах спасти грубые имена ушедших предков до того, как, подобно осенним листьям, они сгниют в необозримой пропасти забвения. У части племен Виктории запрет на употребление имен умерших остается в силе только на время траура; у одного племени в районе Порт-Линкольн (Южная Австралия) он сохраняет силу на протяжении многих лет. Обычай племени чинук (Северная Америка) «запрещает упоминание имени умершего до тех пор, пока с момента его кончины не пройдет много лет». У индейцев племени пуйаллуп через несколько лет после того, как утрата изглаживается из памяти родственников, действие табу ослабевает, и, если покойный был прославленным воином, в его честь может быть назван кто-то из его правнуков. В этом племени интересующее нас табу распространяется исключительно на родственников умершего. Миссионер Лафито, член ордена иезуитов, рассказывает, что имя покойника или сходные с ним имена оставшихся в живых пуйаллуп, так сказать, погребают вместе с телом, пока у родственников, горе которых к тому времени притупилось, не возникло желание «выпрямить дерево или поднять покойника из могилы». Это значило, что настал черед передать имя умершего другому человеку, который и становился полноправным воплощением покойного, потому что имя, согласно первобытной философии, является существенной частью человека, возможно, даже его душой.