Египта, квинтэссенцию которой мы находим в Страсбургской космогонии.
VIII
Одна из линий эволюции, и наиболее любопытная, касается творческой троицы. Я уже говорил об этом: в нашей космогонии она состоит из Зевса, Гермеса и Логоса. Это значит, что в своем смешанном характере частично мифологическом, частично метафизическом - она остановилась на полдороги между чисто мифологической концепцией аркадийского герметизма (Зевс, Гермес и Пан) и концепцией чисто метафизической герметизма египетского, представленного 'Поймандром' (Пус, Нус Демиург и Логос). Она грешит неразумной избыточностью. Эта эволюция не была единственно возможной: была другая, упрощенная эволюция. Какова была роль Логоса рядом с Гермесом в акте творения? Разумеется, оба играли двойную роль один возле другого. Если творческое слово было необходимо, то Гермес мог произнести его самому себе. Отсюда явное следствие: сам Гермес является Логосом. Мы находим это в ответвлении герметизма, которое повлияло на стоическую теологию. Свидетельство Климента Александрийского (Strom., VI, 15, 132): 'Наиболее ученые среди эллинов отождествляют Гермеса с Логосом'. Это ответвление герметизма нашло свой путь в римской теологии, представленной Варроном, охотно рекламирующимся легендой, по которой Эвандр, царь Аркадии, колонизовал римский Палатин перед прибытием Энея; действительно, это догма Варрона, которую сохранил для нас Святой Августин в своем 'De civitate dei' ('О государстве божьем'): 'Sermo ipse dicituresse Mercurius' ('Само Слово и есть Гермес'). Именно из теологии Варрона, должно быть, черпал Гораций, издавая догму о воплощении МеркурияГермеса- Логоса, как я говорил в моей статье 'Мессианизм Горация' ('Antiquite Classique', VIII, 1939, с. 171).
Еще один шаг к философии состоит в том, что сказано о четырех стихиях. Правда, что эта философема весьма поверхностна; ее охотно приписывают Эмпедоклу, но хор Эсхила 'Хоэфорах' 585-592 доказывает, что она более древняя. Следует отметить здесь необходимость этого нового обращения к Эсхилу - тому самому, который ввел в свои 'Психагоги' 'мифическую историю', касающуюся герметизма Аркадии. Случайное ли это совпадение? В остальном доктрина четырех стихий, какой бы поверхностной она ни была, соединена в нашей космогонии с идеей борьбы: Гермес, исполнитель воли Зевса, кладет конец борьбе стихий и принуждает космос выделять их - идея, покоящаяся уже в самом понятии космоса. Ту же идею мы встречаем развитой в космогонии Овидия в 'Метаморфозах', идею, очень отличающуюся от той, которую Гесиод представляет нам в своей 'Теогонии', - не говоря уже об идее 'Генезиса'. Мы gdeq| ограничиваемся подобными чертами. Но все-таки заметна и оплошность: Гермес обращается с речью к стихиям, и именно по причине его ораторского вмешательства борьба уступает место согласию. Следовало бы ожидать, что поскольку Логос существует, то именно он должен был произносить эту чудесную речь. Но нет: поэт вводит его в действие позже. Таким образом, его композиция несовершенна.
Далее мы имеем кое-что Анаксагора. Гермес прежде всего привел в движение пылающий эфир, palindineton eteuxen (я бы предпочел эту реконструкцию вместо palindineton ananken Райценштайна). Хорошо, эта реконструкция отсылает нас к VI веку до Рождества Христова, в чем нет ничего удивительного. Но вот семь зон эфира и 'правители звезд' (astron hegemonees), за которыми они закреплены, - поэт довольствуется тем, что устанавливает их астрономическое значение? Не углубился ли он, поскольку ему предоставилась чудесная возможность, в бездну астрологии? Случай нас дразнит еще раз тем, что до нас не дошла клаузула стиха после ale hon - 'чей блуждающий путь...' Ну и что же? Райценштайн предлагает teirea dinei, что мне кажется нечитабельным: teirea - это созвездия восьмого неба, неба звездного, и невозможно согласиться с тем, чтобы движение семи планет, концепции поэта, имело бы какоелибо влияние на неподвижные звезды небосвода. А теперь сравним это с подобным выражением из 'Поймандра' (9): 'Творческий Ум' - мы уже знаем, что он соответствует Гермесу из космогонии - 'сотворил семь правителей (dioiketas), которые окружили кругами чувственный мир; и их правление называется Судьба'. То есть движение планет руководит судьбой людей; и так Райценштайн сам невольно интерпретировал слова Поймандра. Но в таком случае продолжение ale hon должно было бы быть приблизительно такое: moiran hyphainei, 'чей блуждающий путь управляет Судьбой' - и в концепцию нашей поэмы была бы введена астрология.