(486 г.), царствовавшего под девизом Тайхэ - «Великое спокойствие»,
поселился в Лояне, а затем остановился в Шаолиньсы. Целые дни он
проводил в молчании или самоуглубленно сидел лицом к стене. Так
продолжалось до 5 октября 19-го года правления под девизом Тайхэ, когда
великий патриарх скончался. Здесь путем несложных математических
расчетов и выводится магическая цифра девять лет - именно столько пробыл
Дамо в монастыре. Правда, в «Записках...» еще нет упоминания, что девять
лет он сидел неподвижно, как нет ни слова и о том, что он однажды не смог
сдвинуться с мест, ничего не говорится и о занятиях кулачным искусством.
К тому же мы встречаем здесь ряд примечательных оговорок. Прежде всего,
«Великое спокойствие» - отнюдь не девиз правления императора Сяовэнь-
ди. В 486 г. Шаолиньского монастыря вообще не было. Сяовэнь-ди правил с
471 по 500 г., что не совпадает с классической датой прихода Бодхидхармы -
520 или 527 гг. Итак, через шестьсот лет после этого события оно наконец
оказывается зафиксированным с такими чудовищными ошибками! При этом
надо учитывать, что китайцы досконально записывали все, что только
возможно было занести на бумагу, поэтому промах хроникера, да к тому же
относящийся к фактам, связанным с особой правителя, представляется
непростительным. Однако ответ, очевидно, проще - Дамо никогда не
приходил в Шаолиньский монастырь. Эта история составлена в то время,
когда уже никто не помнил, кто реально правил государством Вэй, куда
якобы и пришел Дамо, и какой там был девиз царствования.
Сразу заметим, что многие крупные исследователи подвергали сомнениям
реальность даже самого образа Бодхидхармы. Например, знаток буддизма
японец Р. Митихата считал, что встреча Дамо с правителем У-ди, а также
рассказы о его учениках, например, о Хуэйкэ с его «невнятными речами» -
это более поздние привнесения из устных легенд в чань-буддийскую
письменную традицию. /Митихата Р. Цзяньмин чжунго фоцзяо ши (Краткая
история китайского буддизма), с. 119./.
Но зачем же появлялись такие «точные» даты прихода Бодхидхармы,
записанные вплоть до числа месяца? Все эти подробности весьма важны для
китайского сознания, особенно если речь идет о «привязке» мифа к
реальной канве событий. Для тех, кто записывал историю Дамо,
представлялось чрезвычайно важным найти место патриарха в общем
потоке мирских дел - «очеловечить» его, вписать в историю, придать ему
черты святого, который, распространяя вокруг себя ореол животворящей
святости, все же был для китайцев осязаемой действительностью, а не
сказкой. Таким образом и происходил процесс эвгемеризации
('очеловечивания') многих легендарных создателей ушу, в то время как
реальным людям приписывались почти сказочные подвиги, дабы уравнять
миф и реальность. Мастера, реально жившие, и мастера, родившиеся из
легенд китайской архаики, уравнивались местами, переплетались и
продолжали друг друга.
Когда же впервые появляется версия о связи Дамо с боевыми искусствами и
создании им шаолиньского направления ушу? Во втором предисловии к
«Трактату об изменениях в мышцах», написанном в ХУП в. подробно
рассказывается о сидении Дамо лицом к стене и говорится, что он
практиковал определенные гимнастические упражнения, правда, и здесь нет
ни слова об ушу. Само же предание о занятиях Дамо боевыми искусствами
приходит из устных рассказов в XIX в., когда завершается формирование
боевых искусств как сложного социально-культурного феномена с
разветвленной философией и сложной мифологией. Скорее всего эта
легенда была создана в среде народных школ ушу, которые формировались
вокруг имени этого легендарного патриарха.
Сейчас уже трудно установить, когда это предание проникло в письменные
источники и стало неотъемлемой частью шаолиньской традиции (до этого
Дамо почитался лишь как основатель чань-буддизма). Так или иначе первые
такие записи, которые удалось нам обнаружить, встречаются лишь в книгах
10-20-х гг. нашего века, в которых опубликованы старые шаолиньские
предание и речитативы. /Шаолинь цюань шу мицзюэ (тайные речения о
Шаолиньском кулачном искусстве). Пекин, 1915; Шаолиньцюань тушо
(Иллюстрированные объяснения шаолиньцюань). Пекин, 1921/.
Но почему же именно Дамо? По какой причине образ индийского
миссионера заслонил героев китайской традиции, например, Хуанди или
Конфуция? Вероятно, это могло быть связно с тем, что большинство стилей
создавалось в лоне народной традиции, тесно связанной с религиозными
сектантскими