Лобсанг Рампа

Три Жизни

к чему-то медленно, так что дорожки устроены только там, где приятно гулять, у реки, на берегу озера, в парке. Обычно мы передвигаемся путем управляемой левитации, вот как сейчас».

«Но кто эти люди? — спросил Арнольд. — У меня очень странное чувство, что я, ну в общем, как сказать... что я знаю некоторых из них. Я знаю, это абсурд, нелепость, не может быть, чтобы я знал их или они меня, но у меня такое сильное ощущение, что я их где-то видел... Кто они?»

Двое его спутников переглянулись и сказали: «Ах, ОНИ! Что ж, вон тот человек, который разговаривает там с высоким мужчиной, был известен на Земле как Леонардо да Винчи, а разговаривает он с тем, кого на Земле звали Уинстоном Черчиллем». «Вон там, — он указал на другую группу, — ты видишь Аристотеля, который в давние времена был известен на Земле как отец медицины. Ему трудно было сюда попасть, потому что было решено, что на самом-то деле из-за него развитие медицины надолго задержалось».

«Как это?» — поинтересовался Арнольд, глядя на группу. «Понимаешь, считалось, что Аристотель знает абсолютно все о медицине и человеческом теле. Поэтому любые попытки дальнейших исследований считались преступлением против такого великого человека и был издан закон, запрещавший под страхом смерти делать вскрытия или исследовать анатомию человека, поскольку этим Аристотелю была бы нанесена обида. А это задержало развитие медицины на сотни и сотни лет».

«А что, сюда все попадают? Что-то тут не особенно много людей», — сказал Арнольд.

«О, конечно же нет, нет-нет не все попадают сюда. Вспомни старую поговорку о том, что избранных много, но лишь немногие из них добьются успеха. Многие остаются за бортом. Здесь находится лишь небольшая часть человечества: люди выдающегося разума и духовности. Они здесь находятся с определенной целью, а именно для того, чтобы попытаться поддержать прогресс человечества».

Арнольд был очень мрачен. У него появилось мучительное чувство вины. Он робко промолвил: «Я думаю, что произошла ошибка. Ведь я всего лишь бедный монах, я никогда не имел никаких талантов. Вы говорите, что здесь находятся люди высшего разума и духовности, значит, я нахожусь здесь не по праву».

Его спутники улыбнулись ему и сказали: «Люди высокой духовности обычно неправильно судят о себе. Ты прошел необходимые испытания, и твоя психика была исследована тщательнейшим образом, вот почему ты здесь».

Они неслись дальше, оставляя позади красивый парк и приближаясь к местности, которую в другом измерении Арнольд назвал бы высокогорьем. Он обнаружил, что с улучшением его духовного зрения и чувства пятого измерения он утратил способность объяснять происходящее обычным земным языком. Перед тем как они приземлились в каком-то чудном городе, он задал еще один вопрос: «Скажите, а хоть кто-нибудь с Земли бывал на этом уровне и возвращался назад?»

«Да, в очень редких, особых случаях, очень особенные люди, те, кто были избраны, наделены миссией, посещали это место, чтобы узнать, как в данное время обстоят дела, и получить новые инструкции по поводу того, что они должны говорить людям на Земле».

Они понеслись вниз, все вместе, одновременно, будто связанные невидимыми узами, и Арнольд вошел в новую фазу существования, находящуюся за пределами человеческого понимания и представления.

Сон старого писателя

Старому Писателю приснился сон, и вот как это было. Он сидел на своей больничной койке с маленькой пишущей машинкой на коленях. Ну, знаете эти машинки? Его машинка была легкая, маленькая, канареечно-желтая, ее подарил писателю его старый друг Ги Мендельсон. Машинка умела весело стучать, попадая в умелые руки.

Мисс Клеопатра сонно уткнулась ему в бок. Она видела те сны, которые приходят сиамским кошкам, когда они сыты, когда они в тепле и холе. Мисс Клео, говоря откровенно, храпела, как старый тромбон, если тромбоны ВООБЩЕ храпят. Неумелый монотонный стук по клавишам наводил скуку, шум уличного движения, долетавший из-за окна, был как жужжание пчел на летнем цветущем поле.