возвращается ко мне то странное, неописуемое ощущение. Одиночества и печали - словно от прикосновения чьей-то руки, вдруг протянутой сквозь невидимую в воздухе стену.
Тот странный вечер 25-го ноября 70-го года я помню отчетливо и сегодня. Сбитые ливнем, листья гинко в нашей роще выкрасили желтым узенькую тропинку, вышедшую из берегов, как река в пору паводка. Сунув руки в карманы курток, мы бродили с ней по останкам тропы туда и обратно. В мире не было ничего, кроме шороха двух пар обуви по палым листьям да резких выкриков птиц.
- Слушай, что с тобой происходит? - спросила она внезапно.
- Так... Ничего особенного, - ответил я.
Пройдя немного вперед, она села на обочину и закурила. Я присел рядом.
- Тебе снятся плохие сны?
- Постоянно. Просто кошмары какие-то. Особенно - про автомат с сигаретами, который сдачу не отдает...
Рассмеявшись, она положила ладонь на мое колено. Потом убрала.
- Не хочешь говорить, да? Ни словечка?
- Как-то не говорится... Ни словечка.
Она бросила недокуренную сигарету на землю, благовоспитанно притоптала кроссовкой:
- Самое наболевшее никогда не высказать толком... Ты об этом?
- А, не знаю! - сказал я.
Глухо фыркнув крыльями, две птицы вспорхнули с земли, и ослепительно-чистое небо всосало их в себя без остатка. Некоторое время мы молча следили за тем, как они исчезали. Потом, подобрав сухую ветку, она принялась вычерчивать на земле какой-то неясный узор.
- Когда я сплю с тобой... Мне бывает ужасно грустно.
- Это я виноват... Я знаю.
- Дело тут не в тебе... И даже не в том, что ты вечно думаешь о другой, когда обнимаешь меня. Это - пускай, как угодно. Я... - Оборвав внезапное откровение, она провела на своем узоре три долгие параллельные линии. - Н-не знаю.
- Понимаешь... Я вовсе не собираюсь от тебя отгораживаться, - сказал я после паузы. - Просто я и сам никак не могу уловить, что происходит. Так хотелось бы научиться понимать все вокруг - беспристрастно, как можно спокойнее. Чтобы и в облаках не витать, и на лишнее время не тратить... Но все это требует времени.
- Сколько времени?
Я покачал головой.
- Откуда я знаю? Может, год, а может, и десять.
Она отбросила прутик и, поднявшись с земли, стряхнула приставшие к куртке травинки.
- Послушай... А тебе не кажется, что десять лет - это очень похоже на вечность?
- Да, наверное, - ответил я.
Выбравшись из рощи, мы дошли до студенческого городка, уселись, как обычно, под тентами в летнем кафе и захрустели сосисками. Ровно в два часа пополудни на экране телевизора вдруг с ненормальной частотой замельтешили то лицо, то фигура Мисима Юкио (*1). С громкостью было что-то неладно, и мы не могли разобрать в чем дело, - да и, по большому счету, в те минуты нам все было до лампочки. Мы съели сосиски и выпили еще по кофе. Какой-то студентик, взгромоздившись на стул, долго вертел ручкой громкости, пытаясь наладить звук, но потом отчаялся, слез со стула и куда-то исчез.
- Я тебя хочу, - сказал я.
- О'кей, - улыбнулась она.
Мы сунули руки поглубже в карманы и побрели ко мне.
Проснувшись вдруг, я увидел, что она беззвучно плачет. Только худенькие плечи-крылышки чуть заметно вздрагивали под одеялом. Я разжег огонь в камине и взглянул на часы. Два часа ночи. Луна зияла в небе мертвенно-бледной дырой.
Я дождался, пока она выплачется, вскипятил воды, разболтал в двух чашках пакетики, и мы стали пить чай. Я раскурил сразу две сигареты и передал одну ей. Глубоко затянувшись, она тут же закашлялась; это повторилось трижды и привело ее в страшное возбуждение.
- Послушай, тебе никогда не хотелось меня убить?
- Тебя?..
- Да.
- Зачем ты спрашиваешь?
Не вынимая изо рта сигареты, она закрыла глаза и кончиками пальцев потерла веки.
- Так... Ни за чем.
- Ну и незачем! - сказал я.
- Правда?
- Правда. За каким чертом мне тебя убивать?!
- Да, действительно... - кивнула она с усилием над собой. - Просто я вдруг подумала... Может, было бы вовсе неплохо, если бы кто-то меня убил. Так вот - во сне...
- Кто угодно, только не я. Я не смог бы убить человека.
- В самом деле?
- Ну, насколько я себя знаю...
Рассмеявшись, она вдавила окурок в пепельницу, одним глотком допила оставшийся чай и закурила новую сигарету.
- Поживу до двадцати пяти, - сказала она. - А там и умру.
Умерла она в двадцать шесть в июле 78-го.
Часть вторая. ИЮЛЬ 1978 Г.
1. 16 ШАГОВ И ПРАВИЛА ИХ ПРОХОЖДЕНИЯ
'Чш-ш-ш!...' - шипит мне в спину компрессор лифта, и я медленно закрываю глаза. Собираю ошметки мыслей - и делаю: шестнадцать шагов по коридору прямо к двери квартиры. С закрытыми глазами.