на стене и хотел понять, почему он так сердится.
Мама ответила, что я не могу ничего такого видеть, а Иисус не сердится, и вообще я должен сидеть тихо, никому не мешать.
После нескольких таких случаев я просто перестал рассказывать другим о странностях, которые — я твёрдо знаю! — были совершенно реальными.
Когда мне было восемь лет, родители подали на развод, а мама «обратилась» в нью-эйджевскую веру. Это ужасно разозлило отца, который в ту пору был ревностным мормоном.
Мама уехала, и с тех пор я видел её десяток раз, не больше, Мы, правда, переписывались, созванивались, и она рассказывала о своих глубочайших прозрениях. Не хочу показаться снобом, но мне хотелось ответить ей коротко и ясно: «Вздор!»
С другой стороны, я понимаю, что она идёт своим путём просветления. Её частенько бросало из стороны в сторону, но, в целом, она следует одному и тому же курсу.
После развода родителей мой отец сошёлся с женщиной, которая тоже увлекалась «Нью-Эйджем». Она действительно дала нам полезные советы в отношении медитации и не мешала ни мне, ни моему брату и двум сёстрам быть самими собой.
Той же политики придерживался затем и отец... уже после того, как они расстались. Он всегда твердил, что мы упрямые, как черти, и что он давно уже понял: если уж нам взбредёт что-то в голову, мы этого так или иначе добьёмся, так что он будет присматривать лишь за тем, чтобы мы совсем уж не распустились и не попали в неприятности.
Став подростком, я действительно ощутил себя досадной помехой. Все женщины, с которыми сходился отец, либо бросали его, либо ненавидели нас, его детей.
Винить во всём себя было проще простого: я несколько раз подумывал о самоубийстве, но вовремя останавливался, понимая, что жизнь дарована мне не просто так.
Я припоминал всё то, что было со мной в детстве и что я позднее подавлял; кроме того, я снова начал медитировать, Это отчасти помогло. Я начал читать книги по восточной философии.
Особенно мне понравились «Иллюзии»* — я впервые прочитал их, когда мне было всего двенадцать лет.
Но я вспомнил, как в детстве — даже не знаю, было то во сне или наяву — я встретил какую-то пожилую даму и она сказала, как меня зовут.
«Джейкоб», — ответил я, и тогда она спросила: «Ах да, целитель! Ты пришёл сюда, чтобы исцелять людей и учить их. Твой дар проявится в нужное время». И она ушла, одарив меня ласковой улыбкой.
Бывает, я лежу — просто отдыхаю или ложусь спать, — как вдруг моё тело словно каменеет, я не могу пошевелиться.
Не могу ни слова выдавить, ни вздохнуть, ни моргнуть — но живу. Меня словно тянет к каким-то огням, но не всегда. Раньше это меня пугало, и я выбивался из сил, пытаясь «прийти в себя».
Но в последний раз, когда это случилось, я просто отбросил страх — и ощутил мощный толчок из центра дань-тянь (или хара, что одно и то же). Ощущение было такое, будто всё тело поднимается вверх, словно его тянут за этот центр. Вибрации были невероятные.
А потом вспыхнул яркий свет, и я стал... просто не в состоянии объяснить, чем или кем именно. Я стал всем сразу. Я был частичкой всего на свете и всё было частью меня.
Трудно выразить словами, что я тогда чувствовал и какой всепоглощающий поток любви и ощущение чего-то родного меня захлестнул!
После этого я крепко заснул, а когда проснулся, долго не мог сообразить, где я. Мне пришлось какое-то время побыть наедине с собой, чтобы «переварить» случившееся.
Я боялся кому-то об этом рассказать, не хотел, чтобы от меня, как в детстве, отмахивались.
Но, в конце концов, я всё же рассказал жене, и она сразу ответила, что нет тут ничего страшного и я вовсе не сошёл с ума, ещё я попробовал рассказать об этом своему учителю тайцзи, но он не понял.
Переживание было таким ярким, что я и сейчас помню всё так отчетливо, будто случилось это только вчера. Впрочем, мне и прежде часто снились сны, помогавшие постичь свою истинную сущность и понять своих детей.
Месяца через три после рождения нашего сына Дилана («сын моря») Элайху («ангел-хранитель») мне приснился сон. Я увидел Дилана таким, какой он сейчас, уже восьмилетним, и таким же крупным (для своего возраста).
Мы отмечали его день рождения, собралось много детей. Дилан присел рядом со мной и завёл очень взрослый разговор о жизни и о том, зачем мы здесь. Вскоре его сестра Джейден (императорский камень из Китая) Саманта («огонь») тоже подошла к нам и села послушать.
Дилан