Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

я хотел верить, оказалось ложью.

Я умру, получив ответ, который бы мне не хотелось получать, потому что жизнь была бы более приемлемой, окажись я прав и убедись в том, что в мире преобладает зло.

«Хотя, при этом, я страдал бы по-прежнему, но когда страдают все, легче переносить боль. А если лишь некоторым суждено сталкиваться с великими трагедиями, то, значит, в замысле Творца и его творении что-то не так».

Глаза Шанталь были полны слёз, но, собрав все силы, она овладела собой:

— Зачем вы задумали это? Почему избрали для этого мой Вискос?

— Дело ведь не в тебе и не в твоём городишке: я думаю лишь о себе, ибо, в истории одного человека заключена история всего человечества. Я желаю знать, хороши мы или плохи.

Если хороши, значит, Бог — справедлив и простит меня за всё, что я сделал: простит мне то зло, которого я желал тем, кто пытался погубить меня, те неверные решения, которые принимал в самые важные минуты жизни, и то предложение, которое я сделал тебе пять минут назад.

Простит, потому что это Он подтолкнул меня на порочный путь.

«Ну а если мы плохи, тогда всё позволено, и я никогда не совершал ошибочных шагов, и все мы уже обречены, и всё, что мы делаем в земной нашей жизни, особенного значения не имеет, ибо избавление от загробных мук не зависит ни от мыслей человеческих, ни от его деяний».

И, прежде чем Шанталь убежала, он успел добавить:

— Может статься, ты решишь не иметь со мной дела. Но, в этом случае, я сам расскажу всем, что дал тебе возможность помочь жителям Вискоса, а ты её отвергла. Я сам предложу им то же, что предлагал тебе. И если они решат убить кого-нибудь, то, весьма вероятно, жертвой станешь ты.

* * *

О

битатели Вискоса быстро узнали привычки чужеземца: он просыпался рано, выпивал чашку крепчайшего кофе и отправлялся бродить по окрестным горам, нимало не смущаясь дождём, который, как зарядил со второго дня его пребывания в городке, так и лил почти без перерыва, время от времени, замерзая на лету и превращаясь в снег.

Чужеземец никогда не обедал и имел обыкновение, вернувшись во второй половине дня в отель, запираться у себя в номере и — как все полагали — ложиться спать.

Под вечер чужеземец снова предпринимал прогулки, но теперь уже — в окрестностях городка.

Он всегда первым появлялся в ресторане, безошибочно умел выбрать наиболее изысканные блюда, причём, руководствовался не ценой, заказывал самое лучшее вино — а лучшее вовсе не обязательно значит «самое дорогое», — потом закуривал и шёл в бар, где постепенно завёл приятельские отношения с местными завсегдатаями обоего пола.

Ему нравилось слушать истории о здешних местах, о том, кто населял Вискос много лет назад (считалось, что некогда город был гораздо крупнее, чем сегодня, что и подтверждали развалины нескольких зданий на оконечностях трёх городских улиц), о местных обычаях, поверьях и суевериях, столь присущих людям, которые сами возделывают землю, о всякого рода новых веяниях в земледелии и скотоводстве.

Когда же приходил его черед рассказывать о себе, начинались противоречия — то он говорил, что был когда-то моряком, то упоминал об огромных оружейных заводах, которыми руководил до тех пор, пока всё не бросил и не затворился в монастыре в поисках Бога.

Выйдя из бара, местные спорили — правда всё это или вранье. Мэр считал, что ничего нет необычного в том, что человек бывал в жизни и тем, и другим, и третьим, хотя, жители Вискоса от младых ногтей знали, какая судьба уготована каждому из них; священник же придерживался иного мнения: он думал, что чужеземец, некогда сбившись с пути и растерявшись, приехал в здешние края, чтобы вновь обрести себя.

Все были убеждены только в одном — чужеземец пробудет в их городке не больше недели; хозяйка гостиницы рассказала, будто её постоялец позвонил в столичный аэропорт подтвердить дату своего отлёта, и вот что любопытно — летел он в Африку, а вовсе не в Южную Америку.

Сразу же после этого телефонного разговора, он достал из кармана пачку кредиток и заплатил вперёд и за номер, и за еду, хоть хозяйка и уверяла, что доверяет ему.

Однако, он настоял на своём, и тогда она предложила ему, как всем прочим постояльцам, расплатиться кредитной карточкой — в этом случае у него остались бы наличные на всякий непредвиденный случай: мало ли как обернется дело.