Пауло Коэльо

Дьявол и сеньорита Прим

сказал он. — Но ужас остаётся. История о виселице очень хороша и прекрасно всё объясняет: люди добродетельны потому, что существует ужас. Но, по самой сути своей, они отягощены злом, и все они — мои потомки».

Чужестранец дрожал от холода, но всё не решался закрыть окно.

— Боже, я не заслужил того, что случилось со мной. Если Ты сотворил это со мной, я могу сделать то же самое с другими людьми. Это будет справедливо.

Дьявол испугался, но промолчал, поскольку не хотел показать, что и сам испытывает ужас. Его подопечный богохульствовал и оправдывал свои деяния, но впервые за два года услышал дьявол, как тот обращается к небесам. Дурной знак.

* * *

«Д

обрый знак», — такова была первая мысль Шанталь, когда она услышала гудок подъехавшего хлебного фургона.

Жизнь в Вискосе шла по раз и навсегда заведённому распорядку: люди выходили из дому, покупали хлеб, и впереди у них ещё суббота и воскресенье, в течение которых они будут обсуждать безумное предложение чужестранца, а потом, в понедельник, — не без угрызений совести — соберутся посмотреть, как он покидает их город.

И вот тогда она, Шанталь, и поведает своим землякам, какое пари заключила и выиграла. Она оповестит их о том, что они одержали верх в этой битве и разбогатели.

Нет, её, конечно, не причислят к лику святых, как Савиния, но, на протяжении многих и многих десятилетий, будут жители Вискоса вспоминать её — ту, кто избавил город от второго пришествия Зла; может быть, о ней сложат легенды; может быть, будущие горожане расскажут детям, что вот жила-была такая Шанталь, и была она хорошенькая, а вот поди ж ты — единственная из всей городской молодежи — не уехала из Вискоса, ибо сознавала — ей предстоит исполнить своё предназначение.

Пожилые богомолки поставят свечку за упокой её души, юноши затоскуют по этой героине, увидеть которую им будет не дано.

Шанталь, преисполнившись гордости, вдруг вспомнила, что надо держать язык за зубами и не сболтнуть, ненароком, о принадлежащем ей слитке, а то ведь, в конце концов, её убедят, что, если она не разделит и свою долю между всеми горожанами, её никак нельзя будет счесть святой.

Что ж, она на свой манер помогает чужестранцу спасти душу, и это ей зачтётся перед Богом, когда придёт час держать ответ за всё, что сделала она в жизни.

Впрочем, судьба чужестранца не слишком её занимала, и мечтала она только о том, чтобы поскорее пролетели эти двое суток, ибо уже не было больше мочи хранить в душе эту тайну.

Люди в Вискосе были ничем не хуже и не лучше жителей соседних городов, но в одном Шанталь была убеждена непреложно — совершить убийство они не могли.

А теперь, когда история со слитками получила всеобщую огласку, никто из жителей не решился бы в одиночку проявить инициативу: во-первых, потому что награда будет разделена на всех поровну, а Шанталь не знала никого, кто стал бы рисковать ради чужой прибыли.

Во-вторых, если бы даже горожане и пошли на такое — во что Шанталь не верила ни одной минуты, — то в убийстве должно было бы принять участие всё население Вискоса, за исключением разве что человека, предназначенного в жертву.

Если хоть один человек выступит против — а за неимением других таким человеком станет она, — всем жителям Вискоса грозит разоблачение и арест. Лучше быть бедным и честным на свободе, чем богачом за решёткой.

Спускаясь по ступенькам, Шанталь вспоминала, что даже выборы мэра — в крохотном городке с тремя улочками — вызвали жаркие споры и разделили жителей Вискоса на разные партии.

Когда же задумали разбить детский парк в нижней части города, начались столь ожесточённые дебаты, что строительство так и не было начато, — одни говорили, что в Вискосе нет детей, другие уверяли, что вот построим парк — дети и вернутся: родители, приехав в отпуск, заметят перемены к лучшему и привезут детей в отчий край.

Споры начинались по любому поводу — спорили о том, хорош ли хлеб, о том, сколько должна стоить лицензия на отстрел дичи, о том, существует ли или нет проклятый волк, о странном поведении старой Берты и — весьма вероятно — о тайных свиданиях Шанталь Прим с некоторыми постояльцами гостиницы.

Впрочем, пока ещё никто не отваживался говорить об этом ей в глаза.

Шанталь подошла к хлебному фургону, впервые в жизни держась так, будто играла в истории Вискоса самую главную