они с Бертой уже переговорили обо всём, о чем только можно было переговорить.
Одно время она даже заинтересовалась этой сильной женщиной, которая сумела наладить свою жизнь даже после того, как осталась вдовой — муж её погиб в результате одного из несчастных случаев, столь частых на охоте.
Берта тогда продала всё своё имущество и, вложив эти деньги вместе со страховкой в какое-то надёжное предприятие, жила теперь на ренту.
Потом, впрочем, Шанталь утратила интерес к Берте — в её жизни девушка видела всё то, чего боялась: вот и она тоже состарится и будет сидеть на стуле у дверей своего дома, зимой укутавшись в сотню одёжек, и видеть перед глазами один и тот же пейзаж, и внимательно наблюдать за тем, что не требует ни внимания, ни наблюдения, ибо, ничего значительного, важного, ценного здесь не случается.
Шанталь углубилась в лес, не боясь заблудиться, ибо, как свои пять пальцев, знала там каждое дерево, каждый камень и каждую тропинку.
Она представляла себе, какой сегодня будет восхитительный вечер, и на разные лады репетировала всё то, что намеревалась рассказать землякам: она то сообщала им всё, что видела и слышала, то дословно передавала им слова чужестранца, плела историю, о которой сама бы не могла сказать, правда это или вымысел, и даже подражала манере речи человека, уже три ночи кряду не дававшего ей спать.
«Он очень опасен, он хуже, чем все охотники, которых мне приходилось знать».
Шагая по лесной тропинке, Шанталь стала понимать, что есть, пожалуй, человек, который опасен не меньше чужестранца, и человек этот — она сама.
Ещё четыре дня назад она и не подозревала, что уже свыклась с тем, какой она стала, с тем, что может она ожидать от жизни, и с тем, что жизнь в Вискосе не так уж плоха — в конце концов, летом вся округа наводнена туристами, называвшими здешние места «райскими».
Но вот сейчас чудовища выползли из своих нор, вселяя ужас в её душу, заставляя чувствовать себя несчастной, несправедливо обиженной, покинутой Богом, вытянувшей несчастливый жребий.
Даже ещё хуже — они принуждали её сознавать, какое горькое чувство носила она в себе днём и ночью, в лесу и в баре, во время редких встреч с людьми и в одиночестве.
«Будь проклят этот человек. И будь я проклята за то, что наши с ним пути пересеклись».
Возвращаясь в городок, она раскаивалась о каждой прожитой ею минуте, проклинала мать за то, что та умерла так рано, и бабушку за то, что она внушала ей — надо стараться быть честной и доброй, и друзей — за то, что покинули её, и судьбу — за то, что оставалась такой, а не иной.
Берта сидела на прежнем месте.
— Что ты всё бегаешь? — сказала она. — Присядь рядом со мной, отдохни.
Шанталь послушалась, подумав, что, если сумеет отвлечься на что-нибудь, время пролетит незаметней.
— Меняется наш Вискос, — заметила старуха. — В самом воздухе — что-то другое, а вчера я слышала, как воет «проклятый волк».
Девушка почувствовала облегчение. Оборотень или не оборотень, однако, прошлой ночью волк выл, и, по крайней мере, ещё один человек слышал это.
— Этот город совсем не меняется, — отвечала она. — Чередуются только времена года, и сейчас пришла зима.
— Нет. Это пришёл чужестранец. Шанталь еле сдержала себя. Неужели он разговаривал с кем-нибудь ещё?
— Что изменилось в нашем Вискосе с появлением чужестранца?
— Целый Божий день я смотрю на то, что меня окружает. Иные думают, будто это — зряшная трата времени, но для меня только так можно было пережить потерю человека, которого я так любила.
Я вижу, как сменяют друг друга времена года, как деревья сбрасывают листву, а потом, она появляется вновь. Но, время от времени, неожиданное явление природы порождает разительные перемены. Мне рассказывали, что вон те горы возникли после землетрясения, случившегося тысячелетия назад.
Девушка кивнула: ей и в школе рассказывали об этом.
— Ничто не остаётся прежним. Боюсь, это и происходит сейчас.
Шанталь, заподозрив, что старая Берта что-то знает, уже хотела было рассказать ей о золоте, но всё же, промолчала.
— Я думаю об Ахаве, о нашем великом преобразователе, о нашем герое, о человеке, которого благословил святой отшельник.
— А почему об Ахаве?