Пауло Коэльо

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала

паника. И Другая, тотчас очнувшись, заговорила: «Ну, видишь? Стоило тебе согласиться, как он исчез. Все мужчины одинаковы».

Паника усиливалась с каждой минутой. Я не могла терять власть над собой. Но Другая говорила не умолкая:

«Я пока ещё здесь. Ты позволила ветру сменить направление, ты отворила двери, и любовь ворвалась в твою жизнь, затопляя её. Если будем действовать без промедления, ещё успеем всё снова взять под контроль».

Я должна перестать витать в облаках. Я должна быть осмотрительна.

«Он ушёл, — продолжала Другая. — И тебе нужно, как можно скорее, выбраться из этой дыры. Твоя жизнь в Сарагосе ещё не претерпела изменений — вернись к ней. Поспеши. Беги со всех ног. Пока не потеряла всё то, что приобрела ценой таких усилий».

«У него, должно быть, были мотивы», — подумала я.

«У мужчин всегда находятся мотивы, — возразила мне Другая. — Мотивы мотивами, а женщина, в результате, остается одна».

Теперь мне необходимо решить, как вернуться в Испанию. Мозг должен быть занят постоянно.

«Обратимся к практической стороне, — сказала Другая. — Деньги».

Денег у меня не было вовсе. Надо спуститься, позвонить родителям — за их счет — и попросить выслать сколько-нибудь на дорогу.

Но сегодня — праздник, и деньги можно будет получить только завтра. Что я буду есть? Как объясню хозяевам, почему с уплатой им придётся подождать два дня?

«Да ничего им не надо объяснять», — ответила Другая. Ну, конечно, у неё есть опыт, она умеет справляться с такими ситуациями.

Она — не ошалевшая от любви девчонка, а женщина, всегда, во всякую минуту жизни знающая, чего она хочет. И мне надо вести себя так, будто ничего не случилось, будто он скоро вернётся. А когда придёт перевод — заплатить и ехать восвояси.

«Прекрасно, — похвалила меня Другая. — Ты вновь становишься такой, как прежде. Не надо печалиться — когда-нибудь ты встретишь человека, которого сможешь любить, ничем не рискуя».

Я потрогала свои вещи — высохли. Теперь предстоит выяснить, в каком из этих городишек есть банк, а потом отправляться звонить, то есть, заняться делом, и тогда у меня не останется времени плакать или тосковать.

И лишь в эту минуту я заметила записку: «Я — в семинарии. Собери свои вещи (ха-ха-ха), вечером мы едем в Испанию. Буду после обеда». И чуть ниже: «Я люблю тебя».

Прижав записку к груди, я вместе с облегчением почувствовала себя жалкой и несчастной. И заметила, что Другая, явно озадаченная моей находкой, куда-то девалась.

Я тоже его любила. И с каждой минутой, с каждой секундой эта любовь крепла, росла и преображала меня. Я вновь обрела веру в будущее, и ко мне, мало-помалу, возвращалась вера в Бога.

И всё это сделала любовь.

«Не желаю больше плутать в темных закоулках собственной души, — сказала я себе, решительно захлопывая дверь перед носом Другой. — Что с третьего этажа вывалиться, что с сотого — разницы никакой». Так что, если уж падать, то — с небоскреба.

— Покушайте сперва, — сказала хозяйка.

— Я не знала, что вы говорите по-испански, — с удивлением воскликнула я.

— Граница в двух шагах. Летом в Лурд наезжают туристы. Не смогу объясниться — не сдам комнаты.

Она поставила на стол поджаренный хлеб и кофе с молоком. Я внутренне приготовилась встретить этот день: каждый час будет тянуться год. Может быть, это угощение отвлечет меня?

— Вы давно с ним женаты? — спросила она.

— Это — моя первая в жизни любовь, — ответила я. И всё на этом.

— Видите вон те вершины? — продолжала она. — Моя первая любовь погибла на одной из них.

— Но, потом вы повстречали другого человека.

— Да, повстречала. И умудрилась вновь обрести счастье. Судьба

распоряжается забавно: почти никто из моих знакомых не вступил в брак со своей первой любовью. А те, с кем это, всё же, случилось, постоянно твердят мне, что пропустили нечто очень важное, что не пережили всего, что должны были... — Она вдруг осеклась. — Ой, простите. Я не хотела вас обидеть.

— Я и не обиделась.

— Знаете, я всегда смотрю на тот колодец. И думаю: если бы не святой Савен, который велел копать в этом месте и обнаружил воду, наш городок располагался бы ниже, возле реки.

— А при чём тут любовь? — спросила я.