к приобретению профессии.
— Папа, но я для того и учусь, чтобы приобрести профессию художника.
— Если бы ты только знал, как мы тебя любим и какие усилия прилагаем, чтобы дать тебе хорошее образование. Поскольку ты никогда прежде так себя не вёл, я могу объяснить происходящее только, как последствие несчастного случая.
— Пойми, что я вас люблю больше всего на свете.
Посол смущённо кашлянул. Он не привык к таким непосредственным проявлениям нежности.
— Тогда, во имя любви, которую ты к нам испытываешь, сделай, пожалуйста, так, как хочет твоя мать. Брось на некоторое время эту историю с живописью, подыщи себе друзей из нашего круга и возвращайся к учёбе.
— Если ты меня любишь, папа, то не должен просить об этом, ведь ты сам учил меня, что нужно бороться за то, чего хочешь достичь. Ты не можешь хотеть, чтобы я был человеком без воли.
— Я же сказал: во имя любви. Ведь никогда раньше я этого не говорил, сынок, а сейчас прошу об этом. Ради любви, которую ты к нам испытываешь, ради любви, которую мы чувствуем к тебе, вернись домой — не в физическом смысле, а в реальном. Ты обманываешь сам себя, когда бежишь от реальности.
С первого дня твоей жизни с тобою связаны наши самые сокровенные чаяния. Ты для нас всё: наше будущее и наше прошлое. Твои деды были государственными служащими, и я боролся, как лев, чтобы начать карьеру дипломата и продвинуться в ней.
И всё это только ради того, чтобы открыть тебе дорогу, облегчить тебе путь. У меня до сих пор лежит ручка, которой я, в качестве посла, подписал мой первый документ, я бережно её храню, чтобы передать тебе в тот день, когда и ты сделаешь то же самое.
Не обманывай наших ожиданий, сынок. Мы уже немолоды, мы хотим умереть спокойно, зная, что ты получил хорошую путёвку в жизнь. Если ты действительно нас любишь, сделай, как я прошу. Если ты не любишь нас, продолжай в том же духе.
Эдуард часами вглядывался в небо над городом Бразилия, смотрел на проплывающие в синеве облака — красивые, но не способные пролить ни единой капельки дождя на сухую землю центрального Бразильского плоскогорья. Он был так же опустошён, как и они.
Если сохранить верность своему выбору, мать в конце концов сляжет от страданий, отец утратит энтузиазм в отношении карьеры, оба будут винить себя в том, что допустили ошибку в воспитании любимого сына.
Если отказаться от живописи, видения Рая никогда не выйдут на свет Божий и ничто в этом мире уже не сможет принести ему радости и воодушевления.
Он посмотрел вокруг, увидел свои картины, вспомнил, с какой любовью и нежностью он накладывал каждый мазок, и счёл их все посредственными. Он обманывался. Ему хотелось быть тем, для чего он никогда не был избран, и ценою этого было разочарование родителей.
Райские видения были для людей избранных, которые в книгах выступают, как герои и мученики своей веры. Люди, с детства знавшие, что они нужны миру. А то, что написано в книге, — это вымысел романиста.
За ужином он сказал родителям, что они правы: это была юношеская мечта, и его интерес к живописи уже прошёл. Родители были довольны, мать от радости расплакалась и обняла сына. Всё вернулось в норму.
Ночью посол втайне отметил свою победу, откупорив бутылку шампанского, которую один и выпил. Когда он пришел в спальню, его жена — впервые за столько месяцев — уже спокойно спала.
На следующий день они обнаружили, что комната Эдуарда разгромлена, картины растерзаны режущим предметом, а сам он сидит в углу и смотрит на небо. Мать обняла его, сказала, как она его любит, но Эдуард не ответил.
Он не хотел больше слышать о любви: всем этим он был сыт по горло. Ему казалось, что он сможет всё бросить и последовать советам отца, но в своей работе он зашёл слишком далеко — перешёл пропасть, отделявшую человека от его мечты, и назад пути уже не было. Он не мог идти ни вперед, ни назад. А значит, проще было уйти со сцены.
Ещё около пяти месяцев Эдуард пробыл в Бразилии, за ним ухаживали специалисты, установившие диагноз — редкая форма шизофрении, вероятно вызванная аварией с велосипедом.
Вскоре в Югославии вспыхнула гражданская война, посла поспешно отозвали, проблемы накапливались слишком быстро, чтобы семья могла о нём заботиться, и единственным выходом было оставить его в недавно открытом санатории Виллете.