Пауло Коэльо

Вероника решает умереть

— Что происходит? Я здесь не потому, что я ненормальная! Вы не смеете со мной так обращаться!

Ей удалось оттолкнуть санитара, а тем временем Другие пациенты продолжали кричать, — это и был тот оглушительный шум, который ее напугал.

Наверное, надо найти доктора Игоря и немедленно выбраться из Виллете.

— Вероника!

Он снова произнес её имя. Сверхчеловеческим усилием Эдуарду удалось вырваться из хватки двух санитаров. Вместо того чтобы сбежать от них, он остался неподвижно стоять, как предыдущей ночью.

Словно под действием волшебной палочки, все застыли, ожидая следующего движения. Один Из санитаров снова приблизился, но Эдуард бросил на него взгляд, в котором была вся его энергия.

— Я пойду с вами. Я уже знаю, куда вы меня ведете, и знаю: вам хочется, чтобы об этом знали все. Подождите только минутку.

Санитар решил, что рискнуть стоит. Ведь, вроде бы, всё вернулось к норме.

— Мне кажется, что ты... мне кажется, что ты очень много для меня значишь, — сказал Эдуард Веронике.

— Ты не можешь так говорить. Ты живёшь не в этом мире и не знаешь, что меня зовут Вероникой. Ты не был со мной этой ночью, пожалуйста, скажи, что не был!

— Нет, я был.

Она взяла его за руку. Стоял страшный шум — кто хохотал, кто аплодировал, кто выкрикивал непристойности.

— Куда тебя Ведут?

— На процедуру.

— Я пойду с тобой.

— Не стоит. Ты испугаешься, хотя я и гарантирую, что это не больно, ничего не чувствуешь. И это лучше успокоительных, потому что быстрей возвращается ясность ума.

Вероника не знала, о чём он говорит. Она сожалела, что взяла его за руку, ей хотелось поскорее уйти отсюда, скрыть свой стыд, больше никогда не видеть этого юношу, при котором открылось самое потаенное и постыдное в Веронике и который, однако, продолжал испытывать к ней нежные чувства.

Но вновь она вспомнила слова Мари. Я ни перед кем не обязана отчитываться в своих поступках, даже перед этим молодым человеком.

— Я пойду с тобой.

Санитары сочли, что так, наверное, будет лучше: шизофреника не придётся принуждать, он отправится с ними по своей воле.

В палате Эдуард послушно лег на койку. Его уже ожидали ещё двое с каким-то странным прибором и с сумкой, в которой находились полоски ткани.

Эдуард повернул голову к Веронике и попросил сесть рядом.

— За несколько минут о том, что сейчас будет, узнает весь Виллете. И все утихомирятся, потому что такое лечение внушает страх даже самым буйным. Только тот, кто через него прошел, знает, что всё на самом деле не так уж страшно.

На лицах санитаров отразилось недоумение. Боль на самом деле должна быть ужасной — но никому не известно, что творится в голове у сумасшедшего.

Единственно разумным было то, что парень говорил насчёт страха: слух разнесется по Виллете, и вскоре все успокоятся.

— Ты поторопился лечь, — сказал один из них. Эдуард встал, и они расстелили на койке нечто вроде резинового одеяла.

— Вот теперь укладывайся.

Эдуард спокойно подчинился, как будто всё происходившее было обычным делом. Полосами ткани санитары привязали Эдуарда к койке и сунули ему в рот резиновый кляп.

— Это чтобы он не прикусил язык, — разъяснил Веронике один из мужчин, довольный тем, что даёт техническую информацию и одновременно предостерегает.

На стул возле койки они поставили странного вида прибор — размером чуть больше обувной коробки, с тумблерами и тремя индикаторами. От прибора отходили два провода, заканчивавшиеся чем-то вроде наушников.

Один из санитаров прикрепил «наушники» к вискам Эдуарда. Другой, по всей видимости, настраивал прибор, вращая тумблеры то вправо, то влево. С кляпом во рту Эдуард неотрывно смотрел Веронике в глаза и словно говорил: не волнуйся, всё в порядке.

— Я отрегулировал на сто тридцать вольт в три десятых секунды, — сказал тот, что возился с ящиком. — Ну, поехали.

Он нажал кнопку, и ящик зажужжал. В тот же миг глаза Эдуарда застыли, его тело изогнулось такой дугой, что, если бы не было привязано к койке, наверняка сломался бы позвоночник.

— Прекратите! — закричала Вероника.

— А уже всё, — ответил санитар, снимая с головы Эдуарда «наушники».