Пауло Коэльо

Вероника решает умереть

она сказала бы ему, что то, что он хочет почувствовать — любовь, — в данном случае, опасно и бесполезно. Мари попросит Эдуарда забыть о глупостях и снова стать нормальным шизофреником (а потом от души рассмеется, поскольку эта фраза не имеет смысла).

Он присоединился к другим пациентам в столовой, съел всё, что подали, и вышел на обязательную прогулку в сад. Во время «солнечных ванн» он пытался подойти к Мари. Но у неё было выражение человека, которому хочется побыть одному.

Не нужно было ничего ей говорить, ведь одиночество Эдуарду было достаточно знакомо, чтобы научиться его уважать.

К Эдуарду приблизился новый пациент. Должно быть, он ещё ни с кем не успел познакомиться.

— Бог наказал человечество, — сказал тот. — Наказал чумой. А я видел Его во снах. Он велел мне спасти Словению.

Эдуард пошел от него прочь, а этот мужчина кричал:

— По-вашему, я сумасшедший? Тогда почитайте Евангелие! Бог послал в мир Своего Сына, и Сын Божий возвращается снова!

Но Эдуард больше его не слышал. Он смотрел на горы за окном и спрашивал себя, что с ним происходит. Почему ему захотелось выйти отсюда, если он, наконец, обрёл покой, которого так искал? К чему рисковать снова позорить родителей, если все семейные проблемы уже решены?

Он начал волноваться, ходить из стороны в сторону, ожидая, что Мари нарушит своё молчание и они смогут поговорить. Но она казалась далёкой, как никогда.

Он знал, как бежать из Виллете: какой неприступной ни казалась охрана, лазеек было немало. Просто у оказавшихся внутри не возникало особого желания отсюда выходить.

С западной стороны была стена, взобраться на которую не составляло большого труда, поскольку в ней было множество трещин. Человек, решивший перебраться через неё, сразу оказался бы в поле, а через пять минут, идя в северном направлении, добрался бы до шоссе, ведущего в Хорватию.

Война уже закончилась, братья снова стали братьями, границы уже охранялись не столь тщательно, как раньше.

Немного везения — и через шесть часов можно оказаться уже в Белграде. Эдуард уже несколько раз попадал на это шоссе, но всякий раз решал вернуться, поскольку ещё не получил знака, чтобы двигаться дальше.

Теперь всё было по-другому: этот знак появился, им была зеленоглазая девушка с каштановыми волосами и взволнованным видом человека, который боится потерять свою решимость.

Эдуард решил дойти прямо до стены, перебраться через неё и больше никогда не возвращаться в Словению. Но девушка спала, он должен был, хотя бы, попрощаться с ней.

Когда после «солнечных ванн» члены Братства собрались в холле, Эдуард подошел к ним.

— Что здесь делает этот сумасшедший? — спросил самый старший.

— Перестаньте, — сказала Мари. — Мы тоже сумасшедшие.

Все рассмеялись и заговорили о вчерашней беседе. Вопрос был такой: действительно ли суфийская медитация в состоянии изменить мир?

Прозвучали теории, предложения, поправки, противоположные мнения, критические высказывания в адрес лектора, способы усовершенствовать то, что было испытано веками.

Эдуарда просто тошнило от подобных дискуссий. Эти люди замыкались в психиатрической больнице и спасали мир, ничем не рискуя, поскольку знали: там, снаружи, все будут называть их смешными, несмотря на то, что идеи у них весьма конкретные.

Каждый из этих людей имел свою особую теорию относительно всего и был убеждён, что его истина — это единственное, что имеет значение.

Они проводили дни, ночи, недели, годы в разговорах, так и не приняв единственной истины, стоящей за любой идеей: хороша она или плоха, но реальна она лишь тогда, когда её стараются осуществить на практике.

Что такое суфийская медитация? Что такое Бог? Что такое спасение, если мир действительно необходимо спасать? Ничто.

Если бы каждый и здесь, и снаружи жил своей жизнью и позволил так же поступать другим, Бог был бы в каждом мгновении, в каждом горчичном зерне, в клочке облака, которое возникает и тут же растворяется.

Бог здесь, однако эти люди считали, что необходимо продолжать поиск, поскольку казалось слишком просто принять жизнь, как акт веры.