более продолжительного периода времени рабочий обязан представить справку от врача».
«Что же может предпринять дирекция против прогульщиков и текучести рабочей силы?» — спрашивает инженер-полковник.
«В случаях, которые я только что упомянул, мы не имеем права уволить рабочего. Если же рабочий хочет уволиться, то мы не имеем права его удерживать», — отвечает директор.
«Я говорю не об увольнении, а о том, чтобы заставить рабочих работать», — настаивает инженер-полковник.
Директор смотрит непонимающе. «Bitte!» — произносит он, прося повторить вопрос. Инженер-полковник повторяет.
«Мы не имеем законных прав заставлять рабочих работать. Мы имеем только право увольнять тех, кто нарушает трудовой кодекс», — отвечает директор.
Возникает неловкая пауза. У немцев самым суровым наказанием является увольнение рабочего с завода. В СССР увольнение часто является для рабочего недостижимой мечтой.
Советский директор распоряжается рабочим полностью по своему усмотрению — он может перевести рабочего в порядке приказа на низшую и хуже оплачиваемую работу, может, или вернее обязан, отдать рабочего под суд за опоздание на работу на несколько минут.
Рабочий, со своей стороны, не имеет права оставить место работы без разрешения директора. В противном случае суд и тюрьма.
Мы привыкли к этому и для нас непонятна беспомощность немецкого директора. Он, в свою очередь, удивляется нашим, по его понятиям, диким вопросам. Два мира — две системы.
«Вы сказали о трудовом кодексе», — продолжает инженер-полковник. — «Скажите, пожалуйста, какие законные положения определяют на сегодняшний день взаимоотношения работодателя и рабочего? Законы гитлеровского времени?»
«В основном германский трудовой кодекс был принят ещё во времена Бисмарка», — отвечает директор. — «Если не считать незначительных изменений, то он останется в силе и сегодня.
«Во времена Бисмарка?!» — недоверчиво переспрашивает инженер-полковник. — «Ведь это около 70 лет тому назад...»
«Да», — говорит директор и по его лицу в первый раз мелькает еле заметная тень гордости. — «Социальное законодательство Германии считается одним из передовых в мире... Я хочу сказать в Западной Европе», — быстро поправляется он, вспомнив, что перед ним стоят советские офицеры.
Инженер-полковник смотрит на капитана. Тот, в свою очередь, обменивается взглядом со мной. Я уже привык к этому немому разговору. Так реагируют советские люди на вещи, которые заставляют их думать о многом, но которые нельзя дискутировать.
Воспользовавшись тем, что с нами нет контрольных офицеров, стационированных на «Телефункене», я спрашиваю директора о причинах резкого понижения выпуска радиоламп за последний месяц. Контролируя заводы, всегда рекомендуется выслушивать обе стороны независимо друг от друга.
«Основной причиной является нехватка вольфрамовой и молибденовой проволоки», — отвечает директор.
«Да, но ведь недавно Вашему заводу был выделен контингент, достаточный для обеспечения плана на шесть месяцев», — говорю я. — «Разве Вы не получили эту проволоку из Берлина?»
«Разве Вам, герр майор, не известно...» — бормочет в смущении директор. — «Разве герр Новиков не докладывал Вам?»
«Нет. А в чём дело?»
Директор мнется некоторое время, потом говорит: «Мы испытывали такую острую нужду в проволоке, что, не дожидаясь прибытия контингента по железной дороге, отправили специальный грузовик в Берлин».
«Ну и что?» — спрашиваю я.
«На обратном пути машина была остановлена и ограблена...»
«А проволока?»
«Герр майор, наши люди не могли ничего сделать...»
«А где проволока?»
«Когда наш грузовик подъезжал ночью к Лейпцигу, ему преградил дорогу другой грузовик, поставленный поперек полотна. Вооруженные автоматами люди высадили шофёра и экспедитора на дорогу, а автомашину угнали с собой. Проволока...»
«Кто были бандиты?» — спрашиваю я.
«Эти люди были в советской форме», — после некоторого колебания отвечал директор.
Когда мы, распрощавшись с директором, садимся в автомашину, капитан говорит: «Кому мог понадобиться грузовик с проволокой? Может быть это диверсия, чтобы сорвать репарации».
«Мы к таким диверсиям уже привыкли», — говорю я. — «Скоро этот грузовик найдут где-нибудь в лесу. С проволокой, но без резины и без аккумулятора. На это, наверное, надеется и Новиков. Потому он пока и молчит».
«Кто же тут такими вещами занимается?»