Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 2)

— и разлетишься на атомы. Меня даже иногда искушение берет... Так просто... Всего один миллиметр...»

«Хорошо тебе — ты инженер. Пахнет маслом и дымом», — говорит Андрей тихо, как будто отвечая своим собственным мыслям. — «А кругом меня пахнет кровью».

«Когда я шёл в университет, карьера инженера представлялась мне чем-то солидным. Как в песне поётся «Дощечка медная и штора синяя его окна...». Потом, как побывал на практике, как посмотрел на этих инженеров. Кончал университет просто по инерции. Хотел чего-то другого. А сейчас сам не знаю, чего я хочу. Знаю только одно — погибну от пули... своей или чужой».

Мне становится жалко Андрея. В дверь вошёл мужчина в полном расцвете жизненных сил, уверенно смотрящий вперед и, казалось бы, достигший своей цели в жизни. Теперь же в его голосе звучали нотки обречённости. Спокойствие, с каким он произносил эти слова, только усиливали впечатление.

«Но ведь ты тоже инженер», — говорю я. — «К тому же ты член партии, заслуженный герой войны. Можешь переключиться на старое».

«Это исключено», — отвечает Андрей. — Из органов МВД нет пути назад. Даже для нас самих нет. Много ты встречал таких людей? Раньше работа в ЧК по анкетным данным была положительным фактором. Теперь мы прогрессировали также в этой области. Вопрос рассматривается из обратного, ab adversum — как говорил профессор Лузин.

Теперь тебя спрашивают: «А почему Вы ушли из органов МВД?» Теперь это не заслуга, а преступление — дезертирство с самого ответственного участка коммунистического фронта. Меня никогда не отпустят, разве что сам попаду за решётку».

«Потом, кто однажды попробовал вкус власти, чувства силы над людьми — тому трудно ловить бабочек и разводить герань на окнах», — говорит Андрей с нехорошей усмешкой. — «Это пикантное блюдо. Это блюдо отрывают от человека вместе с головой». Снова в словах Андрея звучит двойственность его дикой души.

Однажды я встретил в прифронтовом госпитале солдата штрафной роты. До войны он был авиаинженером. Когда он был призван в Армию, то его, как партийца, направили работать в органы НКВД. Он попал в секретную часть Центрального Аэрогидродинамического Института ЦАГИ в Москве. В то время в ЦАГИ производились особо секретные работы по конструированию высотных самолетов с турбокомпрессорами.

Никто из москвичей не подозревал, что почти всю войну изо дня в день над Москвой висел в воздухе одинокий немецкий самолет Хеншель. Он кружил над Москвой на огромной высоте и был невидим для невооруженного глаза.

Только посвящённые в эту тайну специалисты понимали значение белых зигзагообразных полос, медленно расплывавшихся в небе, — это был морозный след, оставляемый таинственным самолетом.

Самолёт никогда не бомбил, он только производил аэрофотосъемку с помощью инфракрасной камеры. Иметь регулярные аэро-фотоснимки московского ж.д. узла, через который проходил основной поток грузов с востока на запад, было чрезвычайно важно для немцев.

Инфракрасная камера позволяла даже ночную съёмку в темноте. Самолет-призрак висел над Москвой день и ночь. Когда он улетал — на смену прилетал другой. Это действовало на нервы Кремлю.

Когда советские истребители, поднявшись выше десяти километров, задыхаясь, судорожно карабкались вверх, Хеншель спокойно забирался ещё выше, делал вираж, это означало, что он ещё не достиг своего потолка — и обстреливал ЯК-и и МИГ-и (типы советских истребителей) из турельного пулемета. Обычно же он не удостаивал их этой честью, просто посмеиваясь с недоступной высоты над беспомощными советскими истребителями.

ЦАГИ было дано специальное поручение Совета Обороны — спешно разработать методы борьбы с высотными самолетами. Новоиспечённому лейтенанту НКВД, бывшему авиаинженеру, была поручена почётная задача внутреннего контроля за работой ЦАГИ. По даваемому из Главного Управления НКВД плану, он был обязан ежемесячно сдавать в НКВД определённый процент шпионов и диверсантов.

План был твёрдый, каждый месяц столько то процентов шпионов, столько то диверсантов и прочих врагов народа. Иногда давался спешный заказ на десять «шпионов» — фрезеровщиков VI-го разряда или пять «вредителей» — лаборантов — металлургов. В зависимости от внутренних потребностей НКВД, — где-то на спецстройку НКВД требовались люди таких специальностей.