Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 1)

упорство.

Со временем эта революционная гвардия устарела, отживала свой век, и её несоответствие новым задачам становилось всё яснее.

Одновременно подрастали новые советские кадры специалистов в различных областях. Они вышли из широких масс, но уже обладали необходимым образованием, специальной подготовкой и практическим опытом руководства.

Начало войны прорвало бюрократическое болото, как нарыв. Потребовалась смена заплесневевших героев революции новыми, более соответствующими своим задачам, кадрами молодых руководителей советской школы.

Здесь решали не былые заслуги, а способности. Недаром в годы войны, в особенности в армии, поднялась на поверхность масса новых талантливых военачальников, которые до того прозябали в неизвестности.

Довоенная партийная и бюрократическая аристократия догнивала в роскоши и излишествах, которые когда-то ставились в упрёк царской аристократии. В дни войны на смену им, или может быть только временно — для спасения положения, были призваны лучшие силы нации. Отец Жени был одним из таких.

Анна Петровна — это воплощение заботы о муже, о семье, о доме. Несмотря на её гордость карьерой мужа, она, сама того не подозревая, часто высказывала сожаление, что эта карьера практически лишила её семейной жизни.

Постепенно я так сдружился с Анной Петровной, что иногда выступал с ней единым фронтом против Жени. Привыкнув к самостоятельной жизни, Женя абсолютно не хотела считаться даже с авторитетом матери.

Единственное, что на неё ещё действовало — это угроза: «Вот погоди, я отцу напишу, как ты себя здесь ведёшь...» Тогда Женя смирялась на некоторое время.

Во время Государственных Экзаменов, чтобы сосредоточиться и не отрываться от напряжённой работы, я не встречался с Женей и только звонил ей по телефону.

Получив назначение на работу в Берлин, после долгого перерыва я впервые зашел к Жене. Я ожидал от Жени всего что угодно, но только не ласкового приема.

К моему несказанному удивлению Женя встретила меня так бурно, что даже Анна Петровна укоризненно покачала головой: «Ты хоть меня постыдись!»

«Гриша!» — с разлета закрутила она меня вихрем ещё в передней. — «Папа здесь был... Целых две недели... Представляешь себе — целых две недели!»

Женя бесконечно любит и боготворит отца. Но в такой же мере она ревнует его к работе и тоскует, почти никогда не видя его дома.

«Посмотри, что только он мне привёз!»

Она увлекает меня с собой и начинает с гордостью показывать целые груды сокровищ, которые привёз ей в подарок отец. Уже и раньше к ним на квартиру приносили целые ящики различных трофеев. Каждый раз, когда кто-либо из офицеров штаба ехал в Москву, он попутно привозил с собой подарки от генерала.

Это было обычным явлением для всех семей военнослужащих в период наступления Красной Армии по Восточной Пруссии. Младшие офицеры посылали домой тряпки, старшие — более солидные вещи вплоть до роялей и мебели.

Юридически — грабёж, на языке войны — трофеи. В отношении немцев — долг платежом красен. О морали можно будет говорить позже.

По Москве ходит модный анекдот. Один офицер прислал с фронта своей жене ящик с мылом. Та, не долго думая, распродала все мыло на базаре. Через несколько дней от мужа приходит письмо. В нем он сообщает, что в каждом куске мыла залеплены золотые часы.

Одни рассказчики, в зависимости от вкуса, утверждают, что жена повесилась, другие — утопилась, третьи — отравилась.

Философы любят говорить, что бедность облагораживает человека. В определённых пределах и при определённых предпосылках — может быть и так. Но хроническая и массовая бедность унижает человеческое достоинство и даёт стимул ко многим отвратительным вещам, недостойным человека.

В гостиной на полу стоит огромный, в рост человека, радиоаппарат. При первом взгляде на сверкающую клавиатуру кнопок и рычагов, я поколебался — что это, радиоприемник или радиостанция.

Действительно, генерал откопал радиоприёмник, соответствующий его чину. Наконец, я убеждаюсь, что это ультрасовременная модель сверхмощного супергетеродина.

Я протягиваю руку и хочу подключить питающий шнур к розетке на стене.

Анна Петровна предостерегающе поднимает палец: «Гриша! Только, пожалуйста, не включайте. Коля запретил строго на строго».

«Да, ну... Вам-то что бояться?» — возражаю я.

«Нет, нет... Пока запрет не сняли — нельзя. Даже Коля сам не включал».