Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 1)

уже напугал. Я думал — диверсант». Он оставляет на столе папку с моими бумагами и удаляется.

Полковник действительно не беспокоится о языке. Он сразу начинает моральную обработку. Для офицеров очень важна и строжайше проверяется морально-политическая характеристика.

«Так вот, капитан Климов», — начинает полковник. — «Мы хотим послать Вас в очень ответственное и привилегированное Высшее Учебное Заведение Красной Армии». Тон у полковника явно торжественный.

«Чтобы Вы поняли меня — я обрисую Вам ситуацию», — продолжает он. «Москва требует от нас ежемесячно определённый контингент кандидатов. Мы посылаем их в Москву, все они там проваливаются ко всем чертям и затем их нам с ругательными письмами возвращают обратно. Этих неудачников мы затем отправляем в штрафные роты», — как бы попутно замечает он, бросив на меня многозначительный взгляд.

Хлопнув ладонью по пачке украшенных двойной зелёной линией бумаг на столе, он продолжает: «Москва ежедневно бомбит нас шифровками — давайте людей! А их у нас нет. Это одна сторона дела! Теперь другая сторона.

Вы с КУКСа, там много людей с подмоченным прошлым. Я не спрашиваю Вас, какой у Вас хвост — подмоченный или нет. Во всяком случае, Вы должны быть безупречно чистым. Без этого Вы не попадёте туда, куда мы хотим Вас послать. А послать мы Вас должны! Понимаете?!»

Мне нравится оригинальная откровенность полковника. Вот, что значит найти правильного покупателя! Тут и подмоченный товар за первый сорт сойдет. Я успокаиваю его, что у меня все в абсолютном порядке.

«Мне наплевать — все ли у Вас в порядке или нет», — отвечает он; — «На этом КУКСе много всяких чудаков. Вчера один из ваших бывших полковников клялся мне, что он пехотный лейтенант. Мы его хотим послать в Разведшколу, а он упирается как козёл — говорит, что не умеет писать».

Пример полковника меня не удивляет. Люди, раньше занимавшие ответственные посты, пройдя этапы, обычно предшествующие КУКСу, теряют вкус к чинам и ответственным должностям и мечтают только об одном — чтобы их оставили в покое.

«Может быть, и Вам такая блажь в голову придёт», — звучит голос начальника Отдела кадров. — «Так повторяю — это дело серьёзное. Если нам нужно Вас послать — так пошлем! Никакие фокусы Вам не помогут.

В противном случае мы можем повернуть дело так, что Вы не хотите служить в Армии. Знаете, чем это пахнет? Трибуналом!», — веско заканчивает полковник. Он уже знает, что курсантов КУКСа после штурмбатов не запугаешь какими-то штрафными ротами. Тут только Трибунал ещё может помочь, т. е. верный расстрел.

Меня невольно заставляет улыбнуться комичность положения. Там, за дверью, люди потеют и дрожат, мечтая попасть в неизвестное заманчивое святилище. А здесь полковник угрожает мне расстрелом, если я вздумаю почему-либо отказываться.

Иными словами, он даёт мне понять, что, если у меня есть какие-либо компрометирующие данные в прошлом, то я должен забыть о них и не писать в анкете. Об остальном полковник позаботится.

Окинув меня критическим взором, полковник снимает трубку телефона и звонит в Штаб КУКСа:

«Так, вашего Климова мы отправляем. Приготовьте все бумаги по форме 12-а. Чтобы с двенадцатичасовым поездом он выбыл в Москву», — говорит он начальнику Штаба. — «Потом, что они у вас бегают оборванные как бродяги? Немедленно переоденьте! Чтобы не срамил наш фронт в Москве».

Через несколько минут в следующей комнате мне вручают запечатанный сургучными печатями пакет с моим личным делом и путевые документы в Москву в воинскую часть номер такой-то.

В приёмной меня окружает взволнованная стая кандидатов. Со всех сторон сыпятся вопросы: «Ну, как? Провалился? Здорово спрашивают?»

Я пожимаю плечами и показываю командировку в Москву.

«Значит, действительно в Москву вербуют?», — слышатся голоса. — «Э, вот везёт людям! Ну — счастливого пути!» — Мне жмут руки со всех сторон.

Из-под холодных сводов Арки Генштаба я выхожу на залитую солнцем Дворцовую площадь. Мне ещё не верится, что все это действительность, а не сон. Что через три часа я сяду в московский поезд, а не буду ползать с пулеметом по пескам и болотам вокруг Ленинграда. Такому счастью, феноменальному счастью действительно трудно поверить.