Максим Жуковец

Ясный День

рождения и кончая похоронами; и, как вспышки света, в моём сознании сверкали поразительные, истинные комментарии к каждой жизни. Я был поражён…

То, что я узнал за эти секунды, могло бы свести с ума любого, и, в то же время, это могло просветить и окончательно освободить любого, в зависимости от внутренней эволюции индивидуума.

Я узнал, я увидел действительную, истинную цель всей Системы, в которой живёт, движется и существует наша заблудшая цивилизация.

Это была чёткая программа по превращению человека из живого Сына в механическую деталь Системы, в биоробота, в зомби.

Всё начиналось с родителей. Родители, сами того не осознавая, были первой вехой этого ужасного конвейера.

Дело в том, что, в первые годы жизни, восприимчивость ребёнка к окружающему особенно сильна. Она выражается в интенсивном познавании и «впитывании» в себя жизни вокруг.

Происходит, как будто бы, процесс приноравливания к качествам и условиям окружения, и, приноравливаясь, сознание ребёнка использует, в своём развитии, опыт тех, кто уже приспособился — растений, насекомых, животных, конечно же людей, и, в первую очередь, родителей.

Благодаря этому, ребёнок учится ходить, разговаривать, самостоятельно питаться, одеваться и так далее.

Мало того — детское сознание культивирует в себе чувства и эмоции тех, кто постоянно рядом — т.е., чаще всего, родителей. Так закладывается приобретённая часть поведения и интеллекта.

Агрессивность, жадность, гордыня, страх, невежество отцов и матерей становятся агрессивностью, жадностью, гордыней, страхом, невежеством их младенцев.

То же можно сказать о доброте, благородстве, красоте поведения, чувств и мысли, но, к сожалению, этого в своих видениях я видел очень мало. Зла было значительно больше, и оно прививалось, буквально с рождения.

Жуткие образы с телеэкранов, рваные ритмы лже-музыки вокруг, шум механизмов и автоматов, четыре стены квартиры, для чистой детской души похожей больше на могилу, чем на уютный дом — всё откладывало свой мёртвый отпечаток, ибо, во всём этом не было жизни.

Не было жизни в поведении родителей, которые, с первых дней, занянчивали, заглаживали и зацеловывали новорождённого, как игрушку… Но… Я видел…

Я видел, что дети — это вовсе не игрушки. По сути, это капли из океана Родины, и Родина — величайшее космическое Существо, принимая вид детей, пеленается в пелёнки, озванивается погремушками и осыпается глупыми «у-тю-тю» и «у-лю-лю».

Сознания малышей протестуют против такого варварского и насильственного отношения, и заявляют о своём протесте.

Заключённая, как в цепи, в пелёнки и в родительскую заботу, Родина начинает плакать. Малыш кричит, прося свободы. Но его никто не слышит. Никто во внешнем мире его не слышит…

Дальше — больше. Ребёнок подрастает. Солнце Родины, затуманенное первыми облачками насилия, горит всё ещё ярко и светло.

Радость многим вещам, ликование, и огни восторга окружают детей и освещают их жизнь, делая её похожей на сказку. Их окружает то же, что и любого человека — люди, дома, деревья, трава, птицы…

Но, что это? Что за тёплый, ласковый ветер, нежно касающийся самого сердца? Что за ликующие огоньки вокруг, переливающиеся искрами душистой радости, и исходящие из людей, листьев, муравьев, солнечных лучей, морской пены?

Почему звезды на ночном небе заглядывают прямо в глаза, как будто желая что-то сказать? Что-то таинственное, сказочное…

Чудо, сказка живут рядом, и кроткие рассветы, и огненные закаты соединяются одной линией сияющего счастья. И воздух поёт в ночи. И как будто крылья несут по ясным и чистым небесам жизни…

Кто это? Кто этот Добрый Большой Друг, который всё время рядом? Невидимый глазу, неизвестно чем ощущаемый, кто-то неописуемо тёплый и ласковый.

Не вмешиваясь в игры и жизнь, Он постоянно следит, постоянно оберегает, и Его Присутствие, как щит, отметает всякий страх. Кто же это? Кто?

Дети не успевают понять, потому что, вдруг, среди этого всего, строгий голос: «Нельзя!», «Не так!», «Не правильно!», «Не валяйся в снегу — простудишься!», «Смотри себе под ноги, не то споткнёшься!», «Плавай только возле меня!», «Иди домой, пора спать. Ничего не знаю, никаких «но» — тебе пора спать!», и т.д., и т.п.