Максим Жуковец

Ясный День

Кое-где нам на пути встречались кучки мусора, красноречиво подтверждающие близкое присутствие курортных баз отдыха, но мы игнорировали эту дисгармонию в окружающей среде, созданную самым невоспитанным сыном природы.

Мы взбирались всё дальше и дальше и вскоре всякие признаки цивилизации исчезли.

— Куда ты завёл нас, Сусанин-герой? — спросил я у девочки, когда мы достигли маленькой полянки среди хвойных деревьев, усыпанной цветами всех сортов и оттенков, которые нам дарит свет.

Не знаю ребята, — выразительно ответила она — я сам здесь впервой.

Подобрав хворостину у себя под ногами, я, посмотрев на Олега, спросил:

— Давайте отрубим Сусанину ногу?

Потом медленно пошел к Лене. Она заливисто, но как-то просяще, смеясь, отступала, а затем повернулась и побежала.

Я погнался за ней. Убегая, сквозь хохот, Лена в рифму просила меня:

— Не надо… Не надо, я вспомнил дорогу.

Не обращая внимание на её просьбу, я прыгнул, пытаясь схватить её за ногу, но она вильнула в сторону и я пролетел мимо неё — смеющейся и веселой.

Сделав вид, что недоволен, я уселся на траву и сказал:

— Ну, я так не играю. Ты бегаешь, как лошадь…

Я предложил Олегу и Лене разделить завтрак, который я захватил утром с собой. Они согласились.

Мы ели бутерброды и запивали их нарзаном. Мы разговаривали и шутили, потом Лена встала и ушла в чащу. Она вскоре вернулась, неся что-то в руках.

Она положила это перед нами на траву, и мы увидели, что в аккуратно и умело свернутой гибкой и сухой коре она принесла нам ягод.

— Сколько ягод! Они все съедобные? — спросил я.

— Они хорошие и вкусные. Кушайте, — радостно заявила малышка.

Мы, прибрав оставшийся после пикника мусор, принялись за ягоды. Лена не ела.

Она сидела, обняв руками ноги и положив подбородок на колени, смотрела перед собой.

Добрыми глазами смотрела. О чём-то думала, наверное. Потом, она тихо запела.

Она запела. Сначала я не прислушивался к этому тихому детскому пению.

Но, постепенно, песня маленькой девочки проникла в меня, превратив всё моё существо во внимание.

Эта песня… Она что-то сделала со мной. Что-то сотворила с моим сердцем.

Нежная и тёплая, она ласково лилась по поляне, проявляя абсолютный слух и звонкий голос Лены уже в столь раннем возрасте.

Девочка пела грустную песню.

Исполняла от всей души, но негромко, положив голову на колени и отключившись от окружающей действительности.

Глаза её были не печальны, а всё также светлы и добры. Она выводила нараспев, осмысленно и выразительно:

Ночь где-то солнце прячет

Звёзды сияют прямо

Маленький мальчик плачет

Бомба убила маму…

Взрослые люди воюют

Взрослые люди дерутся

Дети их ярость чуют,

Но дети не разберутся.

Что делят взрослые дяди?

Что так глядят упрямо?

Денег ли, власти ли ради

Бомба убила маму?..

Мелодия была прекрасной. Союз мелодии и голоса, исполняемый, к тому же, ещё совсем юным созданием поразил меня.

Простые, но глубоко затрагивающие душу слова запомнились. Я помню их до сих пор.

Прекратив есть ягоды и разинув рот, я слушал Лену. Вскоре она это заметила.

Она окинула моё удивлённое лицо детским чистым взглядом, улыбнулась и зазвучала другими, уже весёлыми и радостными, ритмами и стихами…

Я, не отрываясь, следил за тем, как красиво и естественно, без стеснения и робости пела маленькая солистка.

Как будто вся чистота природы собралась тогда в ней, сидевшей на густой траве поляны, поющей радостно и светло.

Её брови приподнялись, а глаза сверкали солнечным огнём от вдохновения, наполнявшего её сердце.

Если бы вы только знали, как она радовала слух своим голосом. А сам голос…

Сколько же любви в нём, читалось сколько веры. Сколько мягкости и тепла. А ведь, девочка была ещё совсем молода.

«Что же из неё вырастет? В какого ангела она превратится, когда станет взрослой?» — подумал я тогда.

Я посмотрел на Олега. Он, наверное, уже привык к музыкальной одарённости своей дочери, потому что, безо всякого удивления, просто улыбаясь, наблюдал за ней.