останавливаемся и начинаем любоваться шумным потоком.
В сумерках, при свете появившейся из-за гор луны, он выглядит сказочно, совсем не так как днём, наверное.
Сейчас он похож на извивающегося и блестящего чёрно-золотого змея, шипящего под нашими ногами. Но шипит он так, что закладывает уши…
Когда мы отходим на порядочное расстояние от реки, я обращаюсь к Нате:
— Скажи, Ната, а ваши родители не боятся отпускать вас одних в такую даль?… Ты знаешь, я начинаю подозре…
— Какой красивый жук! — перебивает меня девочка, показывая пальцем на дорогу.
На дороге промелькнуло что-то светящееся голубыми огоньками, но я, увлекшись разговором, наступаю на это ногой.
Убрав ногу, я осознаю, что нечаянно раздавил это существо. Голубые огоньки лежат под ногами и едва заметно шевелятся.
В них больше нет былой прыти и подвижности. И, видимо, никогда уже не будет. Конечно же, я раздавил…
Присев на корточки, Ната берёт умирающее существо в ладонь. Поднявшись, она подносит его к глазам.
В сумерках мне видны очертания довольно большого насекомого, чей чёрный хитиновый покров сплошь усеян бисером фосфоресцирующих голубым чешуек.
Насекомое вяло двигает лапками, лежа на ладони Наты.
— Бедный — говорит она.
— Насмерть? — спрашивает самый младший Арам.
Ната сначала ничего не отвечает, но потом, мельком взглянув в глаза Арама, она вдруг задерживает свой ласковый взгляд, улыбается, и гладит мальчика по голове.
Девочка зачем-то набирает в лёгкие воздух. Затем, медленно приблизив руку ко рту, она несильно дует на жука. Тот замирает и больше не шевелится.
Девочка снова дует. И вдруг, словно получив колоссальный жизненный импульс, жук вздрагивает, быстро перебирая лапками так, словно его ошпарили.
Он переворачивается со спины на лапки и, пробежав по руке Наты, срывается и падает на землю.
Я изумлённо наблюдаю, как голубые огоньки ещё некоторое время мелькают на дороге, удаляясь в сторону зарослей осоки.
«Ничего себе! — думаю я — Она только дунула на него и он ожил. Ожил!!!… Ничего себе!… М-да-а-а…»
Дальше мы идём молча…
* * *
Мы подходим к поляне. С дороги видно, как на поляне горят костры. Слышны звуки гитары и поющие голоса.
Это — туристы. Да, их тут много в это время года. И они встретились нам весьма кстати. Такие компании всегда накормят. Теперь не надо будет заботиться об ужине.
Я снимаю рюкзак и достаю оттуда тёплые вещи. Передаю Лене её свитер и одеваюсь сам.
— Ну, что, — спрашиваю я. — Пойдём, посмотрим на живых людей?
— Пойдём, — она смеется.
— Пойдем? Ты что, с Вологды или с Подмосковья? — окая, интересуется Кирилл.
— Ох, с Подмосковья я, родимый, с Подмосковья. Из деревни приехала на тебя, внучек, посмотреть.
— Ха, бабуля! Дай я тебе поцалую! — он берёт Лену за голову и сильно чмокает её в щеку, при этом, ещё и мычит.
Потом ещё и ещё раз. Лене это надоедает и она отмахивается. Кирилл дико гогочет. Мне тоже становится смешно…
Луна скрывается за тучами. В кромешной тьме мы взбираемся на пригорок, на котором раскинулась поляна с расположившимися на ней туристами.
Я тащу рюкзак по траве. Он уже довольно сильно вымотал меня.
Преодолев крутой, но короткий, подъём, мы выходим на более пологий склон, а затем и на ровную травяную гладь поляны. Впереди видны три костра.
Один из них горит под наспех сооруженной крышей из стволов сухих сосен, крытой брезентом. Туда мы с детьми и направляемся.
Кампания, сидящая у костра, на первый взгляд, кажется весьма приятной.
Здесь их собралось человек десять — молодой парень, три девушки, две маленьких девочки, примерно, пятнадцатилетний мальчик, да ещё трое пожилых мужчин.
Они не сразу замечают нас, они увлечены разговором.
Но вот из ночной тени мы выходим в зону чёткой видимости, и наши смутные очертания в сумраке приобретают всё более ясный вид от света огня.
Мы подходим к костру и разговор прекращается. Люди рассматривают нас.
Наверное, мы появились из ночной мглы на этом островке света весьма неожиданно, потому что на лицах некоторых читается явное удивление.