Максим Жуковец

Ясный День

для общения с ними, которое так сильно хотелось продолжить. Я даже не попрощался с ними...

Вдруг, осознав, что весь пережитый день и события были похожи на сказку, на радостную счастливую сказку, которую, возможно, я больше никогда не увижу, я бросился к кабине водителя.

Просил остановиться, говорил, что сам найду способ добраться до дома, но все попытки уговорить водителя оказались тщётными.

Водитель объяснял, что должен, доставить каждого из нас в целости и сохранности, всё дальше уезжая от музыкальной группы студентов.

Никто из пассажиров не мог понять, что я расстаюсь с чем-то необыкновенным, поэтому, никто не стал поддерживать меня.

В обиде, махнув рукой в сторону кабины, я прошёл в конец салона и посмотрел в задние окна. Другие люди тоже смотрели.

Потому что, толпа, окружившая Лену, вдруг, повернулась к нам и замахала нам руками, как будто говоря: «До свиданья!».

— Смотрите, они нам машут.

— Да, ну?

— Правда, нам!

— Чего это они? — то тут, то там возле задних окон раздавались возгласы удивления.

Многолюдная толпа сотней рук провожала автобус. И среди этой сотни, я пытался отыскать ту одну, ту единственную ручку, которая, я знаю, махала мне, именно мне, прощаясь.

И вся толпа, по просьбе юной обладательницы этой руки, махала именно мне. И я был растроган. Мне захотелось плакать.

Глава 4. Человек, обнимающий Солнце

«В глубинах Своего разума, Он владеет всем Знанием, и тайны будущего ведомы Ему. Твои сердечные устремления открыты Его взору; Он знает твои решения прежде, чем ты их примешь. Для Его всеведения нет непредвиденного; Его провидение не знает случайного. На всех стезях Своих Он — прекрасен; промыслы Его — неисповедимы; Его знание — превыше твоего понимания».

Эхнатон (около 1350 г. до н.э.)

Поездка на море надолго запомнилась мне. Первые дни, после приезда, я часто думал об Олеге и Лене и об их удивительном отношении к жизни и ко всему, что происходит в ней.

Наша жизнь — это череда непрерывных событий, порою — радостных, часто монотонных и скучных, иногда, ужасных и пугающих, горестных и печальных.

Любое событие заставляет нас переживать его в себе, реагировать на него импульсами своей натуры и часто, очень часто, наши реакции — это страдание.

Многие лица на улицах и в своих домах, на чужой земле и на родине омрачены страдающей миной, которую они прячут под искусственное выражение на лице благополучия и довольства, удовлетворения и даже счастья.

Но, увидев однажды сияющие глаза маленькой Лены и красивую внешность Олега, я понял, что искусственное счастье — это, всего лишь, отвратительная маска, которую никогда не спутаешь со светом счастья настоящего.

Там, на море, гуляя вместе с маленькой девочкой, я невольно любовался необычным притягивающим светом. Светом настоящего счастья, с которым она принимала любые подарки жизни.

— Скажи, что такое, по-твоему, счастье? — задал я тогда малышке взрослый вопрос.

— Счастье — это когда много улыбок, когда много любви. Это — когда много-много добра. Счастье — это когда всем хорошо. Когда радостно.

— А что заставляет тебя быть такой радостной, Лена?

— Я рада, потому что все люди вокруг — мои знакомые. Все цветы и травы, все зверюшки и птицы в лесу — мои знакомые. Лес — мой большой и добрый друг. У меня — много друзей, — с этими словами она рукой показала на пляж, к которому мы приближались.

Пляж был усеян многочисленными отдыхающими.

— И я всех их люблю — добавила она.

— Ты хочешь сказать, что любишь всех этих людей? — удивленно спросил я.

Она посмотрела на меня ласково и, с недетской осмысленностью, мягко ответила:

— Да, Максим. Очень люблю.

— Как можно любить человека, которого не знаешь? — вслух размышлял я над словами девочки.

«Я» знаю их всех. И тебя «Я» тоже знаю, — в тот раз она снова как-то странно произнесла местоимение я…

Её интонация выделяла это слово, неся в себе некий глубинный смысл.

Она часто произносила местоимения по особенному, с неким завуалированным смыслом, причём, смысл этот менялся, в зависимости от того, о ком она говорила…