Максим Жуковец

Ясный День

человек почувствовал Его, он произнёс это слово. Оно... Оно очень сильное.

Но ты никогда не говори его просто так и, тем более, вслух. Только в опасности. И тогда оно соберёт всё добро, находящееся рядом, и прогонит опасность...

И опять мне показалось, что рядом кто-то есть. Опять возникло ощущение наполненности окружающего пространства чем-то живым и разумным. Чем-то огромным, похожим на пропасть, на бездну.

Может быть, это чувство было плодом только моего разума?

Тогда почему студенты вдруг перестали заниматься своими инструментами и все дружно сначала уставились на нас, а потом принялись удивленно оглядываться?

Почему некоторые из проходивших мимо людей, вдруг, останавливались, растерянно моргали глазами и с интересом, но, всё также растерянно, начинали озираться.

Ни студенты, ни прохожие не могли слышать нашего разговора с Леной, но все они чуяли то же что, и я. И чем ближе к Лене находился человек, тем более сильными становились ощущения…

* * *

— Привет, Максим, — спросил кто-то. — Где тебя носит?

Я оглянулся и увидел девчонку с нашего домика. Она с большими сумками проходила мимо меня.

— Я гуляю. А ты, куда с сумками-то?

— Как куда? Мы же сейчас уезжаем! Ты что, забыл?

Сначала до меня не доходило, но потом я понял. Я почти опоздал на автобус. Вон он стоит, уже заведённый, а возле его открытой двери собрались наши «туристы».

Все с сумками. Все готовы к отъезду. Один я не готов. Один я забыл про то, что сегодня и сейчас должен отбыть домой. Ну, конечно же, я совсем забыл.

Знакомая девчонка стояла и смотрела, как я растерянно соображал, потом сказала, слегка улыбаясь:

— Да, не волнуйся ты. Твоя сестра собрала все вещи. Мы все уже готовы. И вещи все готовы. Вот тебя только ищем, да найти не можем. Гуляка!

— А я взял, да и нашёлся, — сказал я. — Давай помогу нести сумки. Тяжёлые небось.

— Да уж, тяжёлые.

Я взял у неё сумки, и мы пошли к автобусу. Там мне сказали, что у меня ветер в голове, что я растяпа, ну и так далее.

Я довольно — таки спокойно всё это выслушал, ответил что-то невнятное и помог сложить сумки в багажник. Затем, мы все расселись по местам.

Быстро, расселись потому что водитель сказал, чтобы мы поторапливались. Он стоял возле открытой двери автобуса и докуривал сигарету, когда на площади заиграла музыка.

Музыка, как музыка, но вдруг... Мы все услышали этот чудесный звонкий детский голос. Голос Лены.

Она пела одну из самых моих любимых песен. И исполнение было безупречным. Площадь, как будто, замерла. Все остановились и слушали знакомые слова незнакомой красоты голоса маленькой девочки:

Слышу голос из прекрасного далёка

Голос в утренней серебряной росе

Слышу голос и манящая дорога

Кружит голову, как в детстве карусель...

Мы все слушали. Я это заметил. Мои попутчики прильнули лицами к окнам автобуса. В салоне стало удивительно тихо, хотя, пять минут назад, он гудел, как улей с пчёлами.

Да и на улице всякое движение прекратилось. Все, кто был в это время на площади, подошли к студентам, чтобы посмотреть на юное дарование.

Даже продавцы мороженного оставили свои лотки и смешались с гигантской толпой, окружившей крохотный оркестр.

Из-за этой толпы, я не видел ни Лену, ни Олега. Зато, я слышал этот волшебный голос.

Студенты даже не посмели подпевать. Они не хотели портить это волшебство. В самом деле, происходило что-то нереальное. Как в кино...

Когда пение прекратилось, наступила глубокая тишина. Все молчали. Было тихо, как в лесу зимой.

Потом, кто-то хлопнул в ладоши, потом ещё и ещё, и вот уже гром аплодисментов захлестнул площадь и наш автобус. Все сидящие в автобусе тоже хлопали.

Водитель уже перебрался в кабину, и, поаплодировав некоторое время, он закрыл дверь и принялся заводиться и отъезжать.

Люди в салоне стали возражать, они хотели остаться и посмотреть на концерт. Но водитель сказал, что у него строгий график, и что он не может ничего поделать. Смирившись с этим, люди успокоились. А я...

До меня только тогда дошло, что, в суматохе, я не взял у Лены и Олега никаких координат, чтобы с ними связаться.