Дэн Браун

Код да Винчи (Часть 2)

как мертвеннобелая рука потянулась к сокровищу.

— У вас всё равно ничего не получится, — сказал Тибинг. — Только достойный может вскрыть этот тайник.

Один Господь Бог решает, кто достойный, а кто — нет, подумал Сайлас.

— Он очень тяжелый, — сказал старик на костылях. Руки его дрожали. — Берите быстрее, или я его уроню! — И он покачнулся.

Сайлас быстро шагнул вперёд, намереваясь забрать камень, но, в этот момент, старик потерял равновесие. Один из костылей выскользнул из руки, и старик начал валиться вправо.

Нет! Сайлас рванулся вперёд, пытаясь подхватить камень, и опустил ствол пистолета. Старик, словно в замедленной съёмке, продолжал падать вправо, а потом резко взмахнул левой рукой, и каменный цилиндр выскочил у него из руки и упал на диван. В ту же секунду металлический костыль описал в воздухе широкую дугу и врезался в ногу Сайласа.

Дикая боль пронзила все его тело. Костыль задел подвязку с шипами, они впились в кровоточащую рану.

Скорчившись от боли, Сайлас медленно осел на колени, отчего шипы подвязки еще глубже впились в плоть. При падении он, видно, задел спусковой крючок.

Грянул оглушительный выстрел, но, по счастью, пуля угодила в потолочное перекрытие.

Не успел Сайлас вскинуть пистолет и произвести ещё один выстрел, как женщина, изо всех сил, ударила его ногой в челюсть.

Стоявший у ворот имения лейтенант Колле слышал выстрел. Приглушенный хлопок вверг его в тихую панику. Он уже смирился с тем, что Фаш, по приезде, получит все лавры за поимку Лэнгдона.

Но тут, Колле испугался, как бы Фаш не выставил его перед специальной министерской комиссией виновным в пренебрежении долгом офицера и полицейского.

В частном доме воспользовались огнестрельным оружием! А ты торчал у ворот и ждал?..

Колле понимал, что возможность мирного разрешения ситуации миновала. Он также понимал, что, если простоит у ворот, хотя бы ещё секунду, не предпринимая никаких действий, вся его карьера пойдёт прахом. И вот, примериваясь взглядом к железным воротам, Колле принял решение.

Лэнгдон тоже слышал выстрел. В затуманенном сознании он прозвучал словно гдето вдалеке. Он также слышал чейто крик. Свой собственный?.. Затылок ломило от невыносимой боли, казалось, в черепе ктото просверливал дырку. Гдето рядом говорили люди.

— Где ты был, чёрт побери? — орал Тибинг. В комнату ворвался дворецкий:

— Что случилось? О Господи, Боже ты мой! Кто это? Я вызову полицию!

— Дьявол! Чтобы никакой полиции! Лучше займись делом. Сделай чтонибудь, чтобы утихомирить этого монстра.

— И льда принесите! — крикнула вдогонку Софи.

Тут Лэнгдон снова отключился. Потом опять голоса. Какоето движение. И он понял, что сидит на диване. Софи прижимает к его голове пакет со льдом. Голова болит просто ужасно.

Наконец, в глазах у него прояснилось, и он увидел тело на полу. Это что, галлюцинация?.. Да вроде бы нет. Огромный альбинос в монашеской сутане, руки и ноги связаны, рот заклеен куском скотча. Подбородок разбит, сутана над правым бедром пропитана кровью. И он, похоже, приходит в себя.

Лэнгдон осторожно повернулся к Софи.

— Кто это? Что здесь произошло?

Над ним склонился Тибинг:

— Вас спас от гибели рыцарь, гарцующий на коне по кличке Акме Ортопедик.

Что? Лэнгдон попытался выпрямиться. Софи нежно дотронулась до его плеча.

— Погодите, не спешите, Роберт.

— Похоже, — заметил Тибинг, — я только что продемонстрировал вашей очаровательной приятельнице преимущества своего плачевного состояния. Калек не следует недооценивать, друг мой.

Сидевший на диване Лэнгдон не сводил глаз с распростёртого на полу монаха, пытаясь сообразить, что же, всётаки произошло.

— На нём была подвязка, — прошептал Тибинг.

— Что?

Тибинг указал, на валявшуюся на полу, окровавленную плетёную полоску, утыканную шипами.

— Пояс для самобичевания. Он носил его на бедре. Я хорошо прицелился.

Лэнгдон потёр лоб. Он слышал о всяких приспособлениях для самобичевания.

— Но как... вы узнали?

Тибинг усмехнулся.

— Христианство — предмет моих многолетних исследований, Роберт. Есть секты, члены которых носят на рукавах вот такие сердечки. — И он указал костылем на окровавленную сутану монаха. — Видите?

— «Опус Деи»... — прошептал Лэнгдон.