оставить вас здесь. У меня есть другие дела.
Лэнгдон вздохнул и вылез из машины. Игра ваша, правила — тоже.
Взревел мотор, и «ситроен» умчался прочь.
Глядя вслед быстро удаляющимся габаритным огням, Лэнгдон подумал: А что, если пренебречь приглашением? Пересечь площадь, поймать у выхода такси и отправиться в отель, спать?..
Но, чтото подсказывало ему, что идея эта никуда не годится.
Лэнгдон шагал к туманной дымке фонтанов, и у него возникло тревожное предчувствие, что он переступает воображаемый порог в какойто совсем другой мир.
Всё этим вечером происходило, словно во сне.
Двадцать минут назад он мирно спал в гостиничном номере. И вот теперь стоит перед прозрачной пирамидой, построенной Сфинксом, и ожидает встречи с полицейским, по прозвищу Бык.
Я в плену картины Сальвадора Дали, подумал он.
И шагнул к главному входу — огромной вращающейся двери. Фойе за стеклом было слабо освещено и казалось безлюдным.
Может, постучать?
Интересно, подумал Лэнгдон, приходилось ли комулибо из известнейших египтологов Гарварда стучаться в дверь пирамиды в надежде, что им откроют?
Он уже поднял руку, но тут за стеклом из полумрака возникла какаято фигура.
Человек торопливо поднимался по винтовой лестнице. Плотный, коренастый и темноволосый, он походил на неандертальца.
Чёрный двубортный костюм, казалось, вотвот лопнет на широких плечах. Ноги — короткие, кривоватые, а в походке так и сквозила властность.
Он на ходу говорил по мобильному телефону, но закончил разговор, как только подошёл к двери, и жестом пригласил Лэнгдона войти.
— Я Безу Фаш, — представился он, как только Лэнгдон прошёл через вращающуюся дверь. — Капитан Центрального управления судебной полиции.
И голос его соответствовал внешности, так и перекатываясь громом под стеклянными сводами.
Лэнгдон протянул руку:
— Роберт Лэнгдон.
Огромная ладонь Фаша сдавила его руку в крепком рукопожатии.
Я видел снимок, — сказал Лэнгдон. — Ваш агент говорил, будто Жак Соньер сделал это сам и...
Мистер Лэнгдон, — чёрные глазки Фаша были точно вырезаны из эбенового дерева, — виденное вами на снимке — это, увы, лишь малая часть того, что успел натворить Соньер.
Глава 4
Осанкой и манерой держаться капитан Фаш действительно напоминал рассерженного быка. Шагал напористо, слегка сгорбив плечи, тяжёлый подбородок вдавлен в грудь.
Тёмные волосы были зачёсаны назад и щедро напомажены какимто лосьоном, отчего блестели и открывали сильно выступавший лоб.
По пути тёмные глазки неустанно обшаривали каждый сантиметр дороги, а ещё так и излучали яростную целеустремлённость.
Наверное, именно поэтому он пользовался репутацией человека строгого и неуступчивого во всех вопросах.
Лэнгдон шёл за капитаном по знаменитой мраморной лестнице, что вела к маленькому внутреннему дворику в основании Стеклянной пирамиды.
Спускаясь, они прошли мимо двух вооружённых автоматами охранников из судебной полиции. Стало ясно: сегодня никто не войдёт и не выйдет из этого сооружения, без разрешения капитана Фаша.
Вот они миновали наземный этаж и стали спускаться дальше, и Лэнгдон с трудом подавил нервную дрожь.
Несколько успокаивало, правда, присутствие капитана, но в самом Лувре в тот час было мрачно, как в могиле.
Лестница освещалась крошечными лампочками, вмонтированными в каждую ступеньку, как в проходе кинотеатра.
Лэнгдон слышал, как под стеклянными сводами эхом отдаётся каждый его шаг. Подняв голову, он увидел за стеклянной крышей пирамиды слабо мерцавшие разноцветные отблески фонтанов.
— Как, нравится? — коротко осведомился Фаш и приподнял широкий подбородок.
Лэнгдон вздохнул, ему начали надоедать эти игры.
— Да, пирамида просто великолепна.
— Шрам на лице Парижа, — сердито проворчал Фаш.
Один — ноль в его пользу.
Лэнгдон понял, что этому человеку трудно угодить.
Известно ли капитану, подумал он, что пирамида, построенная под патронажем Франсуа Миттерана, состоит из 666 стеклянных панелей, что вызывало много споров и кривотолков, особенно у противников бывшего президента, поскольку 666 считалось числом сатаны?
И Лэнгдон решил не затрагивать эту тему. Они спустились ещё глубже и оказались в подземном вестибюле. В царившем там полумраке трудно было оценить истинные его размеры.
Построенное на глубине пятидесяти семи футов под землёй, это