Дэн Браун

Код да Винчи (Часть 1)

вздохнул.

— Сангрил — древнее слово, Софи. С годами оно превратилось в новый термин, более современный... — Он сделал паузу. — И, когда я назову вам это новое слово, вы сразу поймёте, что много знаете о нём. Практически каждый человек на земле хоть раз да слышал о Сангрил.

Софи скроила скептическую гримасу.

— Лично я никогда не слышала.

— Уверен, что слышали, — улыбнулся Лэнгдон. — Вам прекрасно известны эти два слова: чаша Грааля.

Глава 38

Софи уставилась на Лэнгдона широко раскрытыми глазами. Да он, никак шутит!

— Чаша Грааля?

Лэнгдон кивнул с самым серьёзным выражением лица.

— Чаша Грааля и есть, так называемый, Сангрил. Происходит от французского Sangraal, сами можете заметить, как легко это слово превращается в два других — San Greal.

Святой Грааль!.. «Странно, — подумала Софи, — как это я не догадалась сразу».

И, однако, она так до конца и не могла поверить в то, что ей только что поведал Лэнгдон.

— Я всегда думала, что Грааль — это чаша. А вы только что сказали, что Сангрил — это некий сборник документов, раскрывающих тайну.

— Да, но документы Сангрил — всего лишь, часть, половина сокровищ Святого Грааля. Они были похоронены под развалинами храма, вместе с самой чашей... и это помогает понять её истинное значение.

Документы наделили тамплиеров такой огромной властью лишь потому, что, благодаря им, стало возможным осознать истинную природу Грааля.

Истинную природу Грааля? Софи окончательно растерялась.

Она всегда думала, что чаша Грааля представляет собой сосуд, из которого пил Иисус во время Тайной вечери и с помощью которого Иосиф Аримафейский ловил затем капающую с креста кровь распятого Христа.

— Грааль — чаша Христова, — сказала она. — Что может быть проще?

— Софи, — Лэнгдон наклонился к ней и говорил теперь шёпотом, — если верить Приорату Сиона, то Грааль — никакая не чаша.

Члены общества утверждают, что легенда о Граале — лишь красивая аллегория, метафора для обозначения чегото другого, гораздо более могущественного.

Он на секунду умолк, затем продолжил.

— Чегото такого, что прекрасно сочетается с тем, что ваш дедушка пытался сказать нам сегодня, в том числе и со всеми его символическими ссылками на священное женское начало.

Всё ещё не уверенная в правоте его слов, Софи взглянула на Лэнгдона. Он улыбался, но глаза оставались серьёзными.

— Хорошо, — сказала она. — Допустим. Но если Грааль не чаша, тогда что это?

Лэнгдон предвидел этот вопрос, но до сих пор так и не решил, как лучше на него ответить.

Ответ был невозможен без ссылки на соответствующий исторический контекст, в противном случае это вызовет у Софи лишь недоумение.

Именно такое недоумённое выражение лица наблюдал Лэнгдон у своего редактора несколько месяцев назад, когда принёс ему план рукописи, над которой работал.

— Так вы утверждаете, что... — Тут редактор поперхнулся, закашлялся, поставил бокал вина на стол рядом с недоеденным ленчем и уставился на него. — Вы это серьёзно? Быть такого не может!

— Совершенно серьёзно. Недаром же я потратил целый год на исследования.

Знаменитый ньюйоркский редактор Джонас Фаукман нервно затеребил козлиную бородку. На протяжении всей своей блистательной карьеры ему, несомненно, довелось повидать немало книг с самыми дикими идеями, но ни с чем подобным сталкиваться не доводилось.

— Послушайте, Роберт, — сказал он после паузы, — поймите меня правильно. Мне нравится ваша работа, мы с вами всегда прекрасно ладили.

Но, если я соглашусь напечатать эту книгу, то целые месяцы под окнами моего издательства будут стоять пикеты. Кроме того, она просто пагубна для вашей репутации.

Вы же — учёный, историк, преподаёте в Гарварде, а не какойнибудь там популяризатор дешёвых сенсаций, решивший урвать лишний доллар. Скажите, есть ли у вас хоть какието надёжные доказательства, подтверждающие эту версию?

Лэнгдон улыбнулся и достал из кармана твидового пиджака листок бумаги. Протянул его Фаукману. То был библиографический список из пятидесяти наименований — книги известных историков, как современных, так и средневековых.

Многие из этих книг давно стали, своего рода, научными бестселлерами. Сами их названия служили косвенным подтверждением теории Лэнгдона. Фаукман пробежал глазами список, и на лице его появилось выражение, какое бывает у человека, вдруг узнавшего, что Земля, на самом деле, плоская.