Дэн Браун

Код да Винчи (Часть 1)

что мистер Соньер посвятил свою жизнь изучению истории богини, а никому на свете не удалось опорочить её больше, чем Католической церкви. Ну и этим предсмертным актом Соньер хотел выразить своё... ээ... разочарование.

— Разочарование? — Голос Фаша звучал почти враждебно. — Слишком уж сильные выражения он для этого подобрал, вам не кажется?

Терпению Лэнгдона пришёл конец.

— Послушайте, капитан, вы спрашивали, что подсказывает мне интуиция, просили, чтобы я както объяснил, почему Соньер найден в такой позе. Вот я и объясняю, по своему разумению!

— Стало быть, вы считаете это обвинением Церкви?

У Фаша заходили желваки, он говорил, с трудом сдерживая ярость.

— Я видел немало смертей, такая уж у меня работа, мистер Лэнгдон. И позвольте сказать вот что. Когда один человек убивает другого, я не верю, чтобы у жертвы в этот момент возникала странная мысль оставить некое туманное духовное послание, значение которого разгадать никто не может.

Лично я считаю, он думал только об одном. La vengeance17. И думаю, что Соньер написал это, пытаясь подсказать нам, кто его убийца.

Лэнгдон удивлённо смотрел на него:

— Но, слова не имеют никакого смысла!

— Нет? Разве?

— Нет, — буркнул он в ответ, усталый и разочарованный. — Вы сами говорили мне, что на Соньера напали в кабинете. Напал человек, которого он, видимо, сам и впустил.

— Да.

— Отсюда напрашивается вывод, что куратор знал убийцу.

Фаш кивнул.

— Продолжайте.

— Если Соньер действительно знал человека, который его убил, то, что здесь указывает на убийцу?

Лэнгдон указал на знаки на полу.

— Цифровой код? Какието идолы родича? Мины зла? Звезда на животе? Слишком уж замысловато.

Фаш нахмурился с таким видом, точно эта идея ни разу не приходила ему в голову.

— Да, верно.

— С учётом всех обстоятельств, — продолжил Лэнгдон, — я бы предположил, что, если Соньер намеревался сказать нам, кто убийца, он бы просто написал имя этого человека, вот и всё.

Впервые, за всё время, на губах Фаша возникло подобие улыбки.

— Precisement, — сказал он. — Precisement.

Я стал свидетелем работы истинного мастера, размышлял лейтенант Колле, прислушиваясь к голосу Фаша, звучавшему в наушниках.

Агент понимал: именно моменты, подобные этому, позволили капитану занять столь высокий пост в иерархии французских силовых служб.

Фаш способен на то, что никто другой не осмелится сделать.

Тонкая лесть — почти утраченное ныне искусство, особенно современными силовиками, оно требует исключительного самообладания, тем более, когда человек находится в сложных обстоятельствах.

Лишь немногие способны столь тонко провести операцию, а Фаш, он, похоже, просто для этого родился. Его хладнокровию и терпению мог бы позавидовать робот.

Но сегодня он немного разволновался, словно принимал задание слишком уж близко к сердцу. Правда, инструкции, которые он давал своим людям всего лишь час назад, звучали, по обыкновению, лаконично и жестко.

Я знаю, кто убил Жака Соньера, сказал Фаш. Вы знаете, что делать. И чтоб никаких ошибок.

Пока они не совершили ни одной ошибки.

Сам Колле ещё не знал доказательств, на которых основывалась убежденность Фаша в вине подозреваемого. Зато, он знал, что интуиция Быка никогда не подводит.

Вообще интуиция Фаша временами казалась просто сверхъестественной. Сам Господь шепчет ему на ушко — так сказал один из агентов, когда Фашу, в очередной раз, блестяще удалось продемонстрировать наличие шестого чувства.

И Колле был вынужден признать, что если Бог существует, то Фаш, по прозвищу Бык, наверняка ходит у него в любимчиках.

Капитан усердно посещал мессы и исповеди, куда как чаще, чем принято у других чиновников его ранга, которые делали это для поддержания имиджа.

Когда несколько лет назад в Париж приезжал папа римский, Фаш употребил все свои связи, всю настойчивость, чтобы добиться у него аудиенции. И снимок Фаша рядом с папой теперь висит у него в кабинете.

Папский Бык — так прозвали его с тех пор агенты.

Колле считал несколько странным и даже смешным тот факт, что Фаш, обычно избегавший публичных заявлений и выступлений, так остро отреагировал на скандал, связанный с педофилией в Католической церкви.