Ричард Бах

За пределами разума

забыть о ней, даже если бы очень старался.

Не прошло и месяца, как история повторилась. Видимо, я не очень хорошо затянул крышку масляного бака. Я летел высоко над лесом, когда вдруг ощутил толчок и внезапный небольшой провал самолета.

Одновременно я заметил через открытую дверь пролетавшую мимо канарейку. «Странно, — пробормотал я, оглядываясь на удаляющееся жёлтое пятнышко, — зачем канарейка забралась на такую высоту, да ещё в таком безлюдном районе?»

Я решил, что, наверное, она вырвалась из клетки и на радостях носится невесть где, разминает крылья.

Через несколько минут, я заметил на распорке крыла, рядом с открытой дверцей, несколько капель масла. Скоро капель стало больше. Затем, они появились на правой стороне переднего стекла, и, наконец, я увидел целые потоки масла на боковой поверхности корпуса.

Недоумевая, я направил самолёт к широкому травяному полю. Что случилось? Неужели лопнула трубка подачи масла?

И тут меня осенило. Это не канарейка, это была крышка от моего масляного бачка! От маслоналивного патрубка! Выкрашенная в жёлтый цвет! И моё машинное масло выливалось из раскрытого бачка. Пришлось садиться.

Наступил вечер. Жёлтая крышка плавала в воздухе, в пространстве между моими глазами и экраном компьютера. Ричард, ты уверен, что не потеряешь крышку снова? Снова не очень хорошо закроешь указатель уровня и снова увидишь канарейку и пробормочешь...

Э, нет! Я не могу просто завинтить или заткнуть его пробкой, которая (я себя уже хорошо знаю), рано или поздно, окажется в масляном баке. Необходимо обеспечить высокую надёжность, но как...

Крышка спроектирована в расчёте на то, чтобы её крепко навинчивали. Но я же неминуемо однажды забуду затянуть её. Как предотвратить самоотвинчивание крышки, после которого она отправляется в собственный последний полёт?

Проснулся я рано, ещё до рассвета. Неясные очертания крышки уже парили перед моими глазами, точно, как вчера вечером. Нерешённая задача. Я внимательно наблюдал картинку, ни о чём не думая. Просто смотрел на неё. Терпеливо.

И тогда произошла странная вещь. В воздухе послышался шорох, изображение растаяло, а вместо него возникла другая крышка для масла.

Я продолжал наблюдать, и на ничтожную долю секунды прямо за изображением крышки увидел другое изображение — симпатичное человеческое лицо; оно промелькнуло быстро, подобно тому, как проплывает за окном лицо почтальона, разносящего почту. Да, лицо почтальона.

Её глаза встретились с моими, в них вспыхнула искорка испуга и удивления, но тут же видение исчезло.

Поворачиваясь против часовой стрелки, сияла в воздухе масляная крышка с прикреплённым к ней кожаным ремешком, похожим на шнурок для обуви. Один конец ремешка был соединен тонкой проволокой с крышкой, а другой привязан к зажимной скобе обтекателя под правым задним цилиндром двигателя.

Да, скоба крепка, и крышке никуда не деться. Только торнадо способен сорвать её, да и тогда она не потеряется, разве что вместе с ней снесёт всю переднюю половину самолёта.

Простое, убедительное, очевидное техническое решение. Я просидел в мастерской до вечера.

Я просверлил тонкое отверстие в боковой стенке крышки, пропустил через него проволоку и прикрепил с её помощью ремешок к крышке, а второй конец ремешка заправил в зажимную скобу и поставил её на место под двигателем. Превосходно!

Даже когда я отвинчивал крышку, требовалось сильно дернуть её, чтобы снять с патрубка, и она отодвигалась не дальше дюйма от отверстия; измеритель уровня оставался в патрубке, ремешок на месте. Вот так! И больше никаких канареек!

Неспешно шагая вечером к дому, я задумался. Почему кожаный ремешок? Почему не стальной тросик? В современной авиации все и всегда используют стальные тросики, откуда же взялась кожа?

Ломая голову над этим вопросом, я мысленно вернулся к тому мгновению, когда возникло решение. И снова на долю секунды я увидел красивое лицо, деревянный чертёжный карандаш, небрежно воткнутый в тёмные волосы, и изумление в глубоких чёрных глазах, когда они встретились с моим взглядом.

Один только миг — и лицо исчезло. Я остановился, напрягая память, и услышал будто со стороны собственный голос: «Кто? Это? Был?»