Ричард Бах

Бегство от безопасности

в словах и числах. Для того чтобы знать что-либо, ты должен этому у кого-то научиться. Все, кто старше тебя, умнее. Все, кто крупнее тебя, имеют над тобой власть.

Ценности — в противопоставлении плохо-хуже-хуже-всего, хорошо-лучше-лучше-всего. Существуют Правильное и Неправильное, существуют Добро и Зло. Добро и Правильное заслуживают жизнь. Зло и Неправильное заслуживают смерть.

Ты живёшь не ради себя, а ради пользы и удовольствия других.

В мире существует множество наций и языков. Ты родился в лучшей нации, её язык — лучший язык, её политическая система — лучшая система, её армия — лучшая армия.

Ты должен подчиняться приказам своей страны, отданным с любого уровня её власти, сражаться и умереть за свою нацию, чтобы сохранить за ней Номер Один.

Хорошие парни выигрывают, плохие — проигрывают.

— Но ведь, умирают все, то есть, даже хорошие люди, в конце концов, проигрывают?

Если хорошие люди умирают, то попадают в рай и чувствуют себя счастливыми.

— Но рай нельзя увидеть, а если его нельзя увидеть, то он, получается, нереален. Твои слова!

Рай — это ложь, чтобы скрыть, что смерть — это проигрыш. Верь лжи.

Справедливость — когда умирает плохой человек, трагедия — когда хороший, смерть — конец жизни.

Ответов не существует. Мир непознаваем. Ничто важное не имеет смысла.

— Как всё это может быть истинным?

Всё истинно. Это реальность.

— Конечно.

* * *

Не прошло и десяти часов, с момента моего появления на этой планете, как я уже обезоружен, ключ, добытый ценой тысячи моих предыдущих жизней, погребён под мёртвой свинцовой толщей безопасности, заключающейся в том, что известно каждому: жизнь — это досадная случайность, длящаяся, пока нам не удастся ускользнуть и умереть.

Мысль глубоко в подсознании:

Ну и дурака же я свалял! Ну, почему я снова решился стать Джо Глупой Башкой, что я могу получить от этого бесконечного гипнотизма иллюзий, от забывания того, что, на самом деле, истинно?

Я вырасту, как и любой другой ребёнок на этой планете, проглатывая всё, что предложит мне мир, и вскоре будет поздно что-либо вспоминать.

Помню ли я сейчас? Зачем я вообще здесь появился? Битва закончена. Дитя спит.

Сорок два

— То, что ты знал до рождения, не потеряно.

Его голос был мягок, как бриз здесь, на вершине холма.

— Оно только скрывается в тебе до минуты испытания, когда приходит время вспомнить. Я почти уверен, что, при желании, ты найдёшь какой-нибудь необычный и смешной способ обнаружить это снова.

Я сидел рядом с ним на камне, упёршись подбородком в колени, и пытался проникнуть в суть произошедшей с ним перемены.

Я посмотрел ему в глаза и потом почти целую минуту, не говоря ни слова, удивляясь, как я мог знать так много, когда был им. Я был неглупым парнем, это точно, но мне ещё нужно было многое узнать. Я не был так умён.

И тогда я, наконец, понял — улитка, завершившая долгий-долгий путь.

Дикки обернулся и, не мигая, посмотрел мне в глаза, прочитал мои мысли, и в уголке его губ ужасно медленно начала появляться крошечная улыбка.

— Позволь мне угадать, — сказал я ему. — Ты всё время знал, правда? Ты хотел, чтобы я всё вспомнил не для тебя, а для себя. Все эти месяцы, каждая минута, проведённая с тобой, была испытанием.

Он не подтвердил мою догадку, но и не отверг.

— Пай?

Через какое-то время он едва заметно кивнул.

— Дональд Шимода?

Ещё один кивок, с непроницаемым видом.

— Чайка Джонатан?

Всё та же крохотная улыбка, почти неподвижный кивок, глаза неотрывно сосредоточены на мне.

Внезапно меня обожгла одна мысль, и я не смог удержаться от вопроса.

— Дикки, это ведь не ты был и Шепардом с его дурацкой книгой?

Улыбка стала шире.

Я вцепился себе в волосы, не зная, смеяться мне или плакать.

— Боже, малыш! Ты понимаешь, что ты натворил? Это же обман!

Он явно наслаждался, спрятавшись за маской ребёнка, которым я был когда-то.

— Как жизнь может обмануть того, у кого есть Инструменты? — спросил он. — Как может жизнь предложить кому-нибудь тесты? Смысл в том, чтобы ты вспомнил!

Я должен был догадаться, подумал я. Когда я научусь ожидать не только то, что могу себе представить?

— Если ты хотел выяснить, что, как я думаю, я знаю, — сказал я, — почему тебе было просто не спросить?

Он насмешливо улыбнулся.