Ричард Бах

Единственная

Ты обещал, что больше в жизни не выкуришь ни одной сигареты, а потом брался за прежнеё, и прокурил — разбил — два сердца своими сигаретами, ты ведь разбил и моё сердце тоже!

Ты когда-нибудь об этом задумывался? Сколько боли ты принес всем нам — любившим тебя — делая то, что так скоро лишило нас тебя? Из-за такой дурости! Он по овечьи опустил глаза, время от времени поглядывая на меня сквозь кустистые брови.

— А если я скажу «Прости меня» — это что-то изменит?

— Нет, — буркнула я, — Хай, ты мог бы умереть по какой-нибудь приличной причине, за что-то хорошеё, и я бы поняла, ты же знаешь.

Мог бы умереть, борясь за права человека, за спасение океанов или лесов, или спасая жизнь чужого человека. Но умереть из-за привычки курить сигареты — после того, как пообещал бросить!

— Больше никогда, — он усмехнулся, — обещаю...

— Очередное обещание, — сказала я, не в силах удержаться от смеха.

— Много времени прошло? — спросил он.

— Всё словно было только вчера, — ответила я. Он взял мою руку и слегка пожал:

— Пойдём! Тут есть кое-кто, по ком ты скучала гораздо дольше, чем по мне...

Я остановилась, внезапно осознав, что не могу думать ни о ком и ни о чём, кроме Ричарда.

— Хай, я не могу, мне нужно возвращаться. Мы с Ричардом — на самой середине самого необычного из всех наших приключений, мы многое видим, многому учимся...

Я сгораю от нетерпения всё тебе рассказать! Но случилось нечто ужасное! Когда я уходила, он был так расстроен, так подавлен — до безумия. Я почувствовала, что тоже до безумия подавлена.

— Мне необходимо вернуться!

— Лесли, — сказал он, крепко держа меня за руку, — постой Лесли. Я кое-что должен тебе рассказать.

— Нет! Хай, пожалуйста, не нужно. Ты собираешься рассказать мне о том, что я умерла. Верно? Он кивнул со своей печальной усмешкой.

— Но, Хай, мне невозможно его оставить. Просто пропасть и никогда не вернуться. Мы не знали, как жить друг без друга.

Он смотрел на меня с нежным пониманием. Улыбка исчезла с его лица.

— Мы беседовали об умирании — на что это может быть похоже, и мы никогда не боялись смерти, мы боялись разлучиться.

Мы планировали каким-то образом умереть вместе, и так бы оно и было, если бы не этот дурацкий... Представляешь, даже не понимаю, почему мы разбились!

— Случай не был дурацким, — сказал он. — Была причина.

— Так, я не знаю, какая была причина, а если бы и знала, это всё равно не имело бы значения. Я не могу его бросить!

— А тебе не приходило в голову, что ему, возможно, необходимо узнать что-то такое, чему он ни за что не научится, пока ты будешь с ним? Что-то очень важное? Я покачала головой:

— Настолько важным не может быть ничто. Если бы было, мы бы уже разлучились раньше.

— Вы разлучились сейчас, — сказал он.

— Нет! Я этого не принимаю!

В это мгновение я увидела молодого человека. Он направлялся к нам — руки в карманах, взгляд — вниз. Высокий, тонкий и такой застенчивый, что это было видно даже по походке.

Я не могла отвести взгляд, но видеть его — это вызывало в моём сердце почти невыносимую боль.

Потом он поднял голову — озорная улыбка в чёрных глазах — опять, через столько лет.

— Ронни!

В детстве мы с братом были неразлучны, и вот теперь мы прижимались друг к другу в отчаянной радости от этой встречи.

Когда он погиб в аварии, мне было двадцать, ему — семнадцать, и я горевала по поводу этой утраты до сорока лет. Он всегда был таким живым, и я не могла представить себе, что он может умереть, я не верила, что его нет, я не умела это принять.

Потеря брата превратила меня из решительной и полной надежд в растерянную и жаждущую смерти. Какая могучая связь была междунами!

Теперь мы снова были вместе, и радость наша ошеломляла настолько же, насколько прежде оглушительной была боль.

— А ты совсем не изменился, — сказала я наконец, с изумлением глядя на него глядя и вспоминая, как не могла без слез смотреть фильмы с Джеймсом Дином, лицо которого так напоминало мне Ронни.

— Как тебе удалось совсем не измениться, ведь прошло столько времени?

— Это чтобы ты меня узнала, — он засмеялся, думая об остальных идеях, которые были у него по поводу нашего воссоединения. — Я подумывал о том, чтобы явиться дряхлым стариканом или что-нибудь этакое учинить, но... знаешь, даже мне понятно что сейчас — не очень подходящеё время для шуток.