Ричард Бах

Единственная

— туда.

Если Лесли и была где-то рядом со мной, наблюдая или слушая, она не подавала никаких знаков. Книги не падали с полок, и картины на стенах висели, как всегда, ровно.

Ночью я брал подушку и спальный мешок и отправлялся на крышу — под открытое небо. Спать в нашей постели без неё было для меня невыносимо.

Сон, бывший некогда для меня шкалой, лекционным залом, обителью приключений в другом мире, сделался теперь галереёй потерянных теней, обрывками немых фильмов.

Вот она — движение к ней и — пробуждение — одиночество, заброшенность. Чёрт! Она должна была учиться!

Я всё совершал и совершал странно замысловатые полёты над узорами — мысленно, невзирая на боль — подобно следователю, который изучает труп в поисках ключа к разгадке. Где-то должен быть ответ. Иначе я умру, независимо от данных или не данных обещаний.

Стояла призрачная ночь — такой я ещё не видел никогда — звёзды вихрем ввинчивались во время, время — в звёзды, такие же яркие как тогда, в ту ночь средневековой Франции с Ле-Клерком...

Знайте: всегда рядом с вами — реальность вашей любви, и вы обладаете силой в любое мгновение преобразовать мир силой своего знания.

Да не охватит вас страх, и уныние не сразит при виде того, что есть тьма той маски пустой, имя которой — смерть. Ибо твой мир суть в той же степени мираж, что и любой другой.

Единство ваше в любви — вот реальность. Миражам же изменить реальность не под силу. Не забывайте об этом. И не имеет значения, что вам кажется...

И куда бы ни направились вы, вы вместе, защищённые тем, кого любите больше всех, и где бы вы ни были, перед вами всегда открыты любые пути.

Вы создаёте не свою собственную реальность, но лишь свои собственные проявления.

Тебе нужна её сила. Ей — твои крылья. И вместе вы сможете летать!

Ричи, это — легко, Просто сосредоточься!

В ярости я ударил кулаком по крыше — свирепый дух Аттилы прорывался мне на помощь.

Да мне плевать на то, что мы разбились, я даже не верю в то, что мы разбились, да мы, чёрт возьми, вообще не разбивались! И мне плевать на то, что я видел или ощущал, мне плевать на самые очевидные вещи, мне не наплевать только на саму жизнь!

Никто не умирал, никого не хоронили. Никто не остался один, я всегда был с нею, я — с нею сейчас, я всегда буду с нею и она — со мной, и ничто, ничто, ничто не в силах встать у нас на пути!

И я услышал Лесли, шепот её крика:

— Ричи! Это — правда!

Никакой аварии не было — только в моём уме, и я отказываюсь принимать эту ложь за истину.

Я не приемлю этого так называемого пространства и этого так называемого времени, и такой вещи, как эта чёртова Хонда Старфлеш, не существует вовсе, и вообще, «Хонда» не производит самолётов, никогда их не делала и делать не будет, я отказываюсь принять, что я худший ясновидец, чем она, я знаю, что тысячи книг ничего для неё не значат, чёрт возьми, и я доберусь до этого рычага газа, и я затолкаю эту чёртову штуковину туда, где ей место, если даже для этого мне придётся встать на уши, никто не разбивался, никого никуда не выбрасывало, была просто-напросто ещё одна посадка на поле этого чертова узора, хватит верить в смерть и в горе, и в плач на её могиле, и я должен доказать ей, что могу, что это — не невозможно...

Я всхлипнул в ярости, немыслимой мощи сила хлынула сквозь меня, я ощутил себя Самсоном, вышибающим колонны, поддерживающие мир. Я почувствовал, как мир сдвинулся, как сминающеёся железо, землетрясение разнесло дом в кусочки.

Вздрогнули звёзды и четкость их нарушилась. Я мгновенно сдвинул правую руку вперёд.

Дом исчез. Морская вода с грохотом стекала с крыльев, Ворчун вырвался из волн, отряхнулся от воды и воспарил.

— Лесли! Ты вернулась! Мы — вместе! Смеющеёся лицо в слезах.

— Ричи, милый, дорогой! — кричала она, — ты смог! Я люблю тебя! ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ!

Оставив того — другого Ричарда, когда он сидел на кровати и говорил по телефону со своей Лесли, мой муж выскользнул ко мне на балкон.

Он поцеловал меня, и мы обнялись, и так и стояли, и нам было радостно оттого, что мы — вместе, и что мы — это мы.

— Почему бы на этот раз не попытаться взлететь тебе, — сказала я, — ты должен быть уверен в том, что сможешь это сделать, прежде чем мы отправимся домой.

Он взялся за рычаг Ворчуна, но ничего не случилось. Интересно, почему для него это так трудно. Слишком много одновременно существующих равнозначных путей.