Ричард Бах

Единственная

делать не намерен.

— По определённой причине? Какая может быть причина?

— Это скореё теория, но, может быть, нам с тобой удастся найти способ это обойти. Если любовь не есть мотивация для преодоления смерти, то я не знаю, что может таковой быть.

Может быть, мы научимся оставаться вместе, несмотря на то, что нас учили, будто смерть есть наш конец. Может быть, это — просто взгляд с другой стороны, гипноз, что ли, и нам удастся себя разгипнотизировать. Какой будет бестселлер, если об этом написать!

Она рассмеялась.

— Миленький ты мой, как мне нравится манера твоего ума справляться с подобного рода вещами. Но ведь мой смысл — в тебе, разве ты не понимаешь? Ведь ты не просто человек, который читает книжки о смерти, ты — писатель.

Так что, если и существует такая возможность... разгипнотизации, то именно тебе имеет смысл остаться, когда я умру. Ты можешь всё это изучить и ты способен об этом написать. Но если ты умрёшь, то в том, чтобы я осталась, не будет никакого смысла. Без тебя я ничего не напишу. Так что, давай — обещай!

— Ты вот послушай, — сказал я и прочёл вслух отрывок из книжки о смерти:

«... я стояла одна в нашей гостиной, сражённая отчаянием и горем по моему дорогому Роберту, и тут с полки упала книга, сама по себе. Я подпрыгнула от испуга и подняла книгу с пола, при этом, она раскрылась и палец мой коснулся фразы «я — с тобой», подчеркнутой его рукой».

— Всё это замечательно, — произнесла она.

Вечный скептицизм моей жены приправлял наши беседы на подобные темы изрядным количеством соли.

— Ты что, сомневаешься? — спросил я. — Лесли-неверующая, да?

— Ричард, я говорю, если ты умрёшь...

— А что люди подумают? — продолжал я. — Мы всё время говорим, и пишем, ей-Богу, что вызов жизни в пространстве и времени заключается в использовании силы любви для превращения катастроф в славу, а ты минуту спустя после моей смерти хватаешься за свой «Винчестер» и стреляешь в себя?

— Не думаю, что мне будет дело до того, кто что подумает, когда...

— Она не думает, что ей будет дело! Лесли Мария!..

И так вот мы говорили, и говорили, и говорили. И ни один из нас не мог вынести мысли о возможности жить без другого, но, в конце концов, окончательно вымотавшись, мы пообещали друг другу, что самоубийств не будет.

Теперь, я пожалел о каждом сказанном тогда слове. В глубине души я знал, что, если мы не умрём вместе, то первым буду я. И ещё я знал, что смогу преодолеть забор между тем миром и этим — оленем перемахнуть над измочаленным канатом, чтобы быть с нею.

Но, из этого мира — в тот...

Я улёгся на траву, облокотившись о ледяной атлас камня.

Чтобы вместить всё, что мне известно об умирании, потребовались бы целые стеллажи книг. То, что об этом знала Лесли, вполне вошло бы в сумочку, которую она носила с вечерним платьем, и ещё бы осталось место для кошелька и записной книжки. Какой же я дурак — пообещать такое!

Хорошо, Лесли, никаких самоубийств. Но её смерть напрочь лишила меня осторожности — таким я ещё никогда не был.

Поздним вечером, обуреваемый воспоминаниями, я садился в её старый разболтанный седан «Торренс» и мчался со скоростью, более приличествующей, пожалуй, спортивным автомобилям, по извилистым дорогам острова, не пристегиваясь ремнём безопасности.

Я разбрасывал деньги направо и налево. Сто тысяч долларов за Хонда Старфлеш — семисотсильный двигатель на пятисоткилограммовом планере — сто тысяч за то, чтобы носиться с дикой скоростью, участвуя по выходным в безумных гонках с высшим пилотажем и спортивными воздушными боями на радость местных авиа-фанов.

Никаких самоубийств. Я говорил это. Но я никогда не обещал жене, что не буду летать и стараться победить.

Я оторвался от могилы и тяжёлыми шагами побрёл к дому. Бывало, на закате небо окрашивалось переливами огня, и Лесли, буквально паря от радости лёгким облачком над землёй, показывала мне, во что на исходе дня превращаются её цветы — ты посмотри сюда! а там — ты только глянь!

Теперь же, повсюду была серость.

Пай говорила, что мы сможем отыскать обратный путь в своё собственное время. Почему она не отметила тогда, что путь домой— крушение в море, и что одному из нас, при этом, суждено погибнуть?