Ричард Бах

Единственная

в покое!

— Прости, — сказал я. — Конечно, это глупо. Просто я не могу себе представить, что нужно, чтобы вас окончательно перессорить. Это должно быть что-то монументальное!

— Нет! — сказал он, — мелочи, одни мелочи! Эта гора работы — налоги и счета, и фильмы, и книги, тысячи просьб и предложений — со всего мира.

Она считает, что всё это должно быть сделано, и сделано правильно, и потому бросается на всё, как ненормальная, она никогда не останавливается. Много лет назад она пообещала мне, что моя жизнь больше не будет такой безумной кутерьмой, как до нашей встречи. И она отвечала за свои слова.

Он сбивчиво заговорил, радуясь возможности пообщаться, пусть даже с проекцией своего собственного ума.

— Мне ведь дела нет до текучки. И никогда не было. Вот она и взяла всё это на себя, жонглируя тремя компьютерами одной рукой и тысячью форм, запросов и долговых обязательств — другой. Она не нарушит своего обещания, даже если это её убьёт, понимаешь?

Последнеё предложение он сказал так, что в нём явственно прозвучало — если это убьёт меня. Он говорил обиженно и въедливо.

— У неё нет времени на меня. Нет времени ни на что, кроме работы. А я не могу помочь ей, так как она до смерти боится, что я опять всё запутаю.

Поэтому, я напоминаю ей, что этот мир иллюзорен, что не нужно воспринимать всё серьёзно, и говорю, что отправляюсь немного полетать. Простые истины, но, когда я ухожу, она так сверкает на меня глазами, словно хочет испепелить!

Он улёгся на кровать, как будто это была кушетка в кабинете психоаналитика.

— Она изменилась, напряжение изменило её. Она больше не очаровательна, не забавна, не красива.

Она словно управляет бульдозером или экскаватором, и так много бумаги должно быть перетаскано к пятнадцатому апреля, или к тридцатому декабря, или к двадцать шестому сентября, что она окажется погребённой под этим валом, если прекратит движение, а я говорю — что случилось с нашей жизнью?

А она вопит — ладно, если бы ты хоть часть нагрузки взял на себя, ты, может быть, понял бы! Если бы я не знал, что он — это я, я бы сказал, что этот человек бредит.

Но однажды — было такое — я чуть не встал на его путь, я почт настолько же сошёл с ума.

Так легко затеряться в урагане деталей, отбросить самое важное в жизни, когда уверен — ничто не угрожает такой особенной любви, а потом однажды обнаружить — сама по себе жизнь вся превратилась в деталь, и в процессе ты стал чужим человеку, которого больше всего любил.

— Я был там, где ты — сейчас, — сказал я, слегка искажая истину. — Ничего, если я задам тебе один вопрос?

— Валяй, спрашивай. Меня ничто не обидит. Это — наш конец. Это была моя вина. Мелочи могут стать смертельными, верно, но ведь, это — мы! Родственные души! Ты представляешь?

Я возвращаюсь к старому, становлюсь немного менеё аккуратным на несколько детей, и она жалуется, что я прибавляю ей работы, в то время, как она и так уже в ней утонула.

Она составляет список мелочей, которые я должен сделать, я забываю что-то, какую-нибудь глупость, например, заменить лампочку, а она обвиняет меня, мол, я перекладываю на её плечи всю ответственность.

Понимаешь, о чём я?

Конечно, я должен помогать ей выбраться, но всё время? А если нет, разве это — достаточное основание для того, чтобы разорвать наш брак?

Но это, как камешки на мосту — накапливается один на другом, пока мост не рухнет. Я говорю — нужно отрешиться, увидеть светлые стороны, но куда там!

Наш брак всегда был любовью и уважением, но теперь это — напряжение и бесконечный труд. И злость. Она попросту не видит самого важного! Она...

— Послушай, парень, скажи-ка мне вот что, — произнёс я.

Он прекратил жаловаться, взглянул на меня, удавлённый тем, что я всё ещё тут.

— А почему она должна думать, что ты всего этого стоишь? — спросил я.

Что в тебе такого выдающегося, почему она должна быть в тебя влюблена?

Он нахмурился, открыл рот, но слов не последовало. Словно я был колдуном, похитившим его дар речи. Потом он — озадаченный — опять уставился на дождь.

— А какой был вопрос? — спросил он через некоторое время.

— Что именно в тебе обязана любить твоя жена?

Он опять задумался, пожал плечами и сдался:

— Не знаю.

— А ты относишься к ней с любовью? — спросил я.

Он покачал головой:

— Теперь уже нет, но это так трудно, когда...

— А твоё понимание, поддержка?