Ричард Бах

Единственная

самолёт с вашими крыльями сачком и отправлять обратно в Сиэтл.

Наши жены нас не слушали.

— За последние двадцать лет я чуть с ума не сошла! — жаловалась Татьяна. — Правительство никому не даёт возможности работать слишком хорошо.

Они полагают, что если мы работаем менеё эффективно, то, при этом, образуется больше рабочих мест, и стране не грозит безработица.

Я утверждаю, что у нас чересчур много бюрократии. Нам не следует мириться с этим безобразием. Особенно у нас, на киностудии, ведь наша задача — распространять информацию!

«Ну-ну, — смеются мои сослуживцы и говорят, — Татьяна, сохраняй спокойствие». Но теперь пришла перестройка, гласность — и всё сдвинулось с мертвой точки!

— А что, теперь не нужно сохранять спокойствие? — поинтересовался её муж.

— Ваня, — ответила она. — Теперь я могу делать всё, на что способна. Я могу упрощать всё там, где это требуется. Я вполне спокойна.

— Вот бы нам упростить наше правительство, — сказала Лесли.

— Ваше правительство приобретает облик нашего, это замечательно, — добавил я, — но наше начинает походить на ваше, вот что ужасно!

— Лучше уж нам походить друг на друга, чем уничтожать, — сказал Иван. — А вы видели газеты? Нам не верится, что ваш президент мог такое сказать!

— Об Империи Зла? — уточнила Лесли. — Наш президент любит всё несколько драматизировать в своих выступлениях...

— Нет, — возразила Татьяна. — Давать нам такие прозвища просто глупо, но это уже дела давние. А вот — совсем свежеё, прочтите! — Она отыскала газету, пробежала по ней беглым взглядом, нашла нужное место. — Вот здесь.

— Она зачитала нам выдержку. — Временное радиационное заражение почвы зарубежной страны лучше, чем постоянное влияние коммунизма на умы подрастающих американцев, — утверждал капиталистический лидер.

— Я горжусь мужеством моих сограждан и благодарен им за их молитвы. С именем Господа на устах, следуя Его воле, я обещаю вести свободу к её окончательной победе. Кровь застыла в моих жилах. Когда на свет появляется Бог ненависти, будь бдителен!

— Как это понимать? — воскликнула Лесли. — Временная радиация? Окончательная победа свободы? О чём это он?

— Он утверждает, что у него есть прочная поддержка общественности, — сказал Иван. — Люди Америки и в самом деле хотят уничтожить людей Советского Союза?

— Конечно же, нет, — успокоил я Ивана. — Уж таков стиль речей всех президентов. Они всегда говорят о том, что обладают полнейшей поддержкой народа, и если в выпуске новостей не показывают, как толпа кричит и швыряет булыжники в сторону Белого Дома, то они думают, что мы им поверим.

— Наш маленький мир рос и развивался, — сказала Татьяна. — Наконец, мы подумали, что слишком много средств тратим на защиту от американцев, но теперь... эти слова нам кажутся абсурдом!

Может быть, мы потратили на защиту не чересчур много, может, мы наоборот, недостаточно средств израсходовали? Как нам избежать этого ужаса... эта бегущая дорожка так никогда не остановится!

Мы всё бежим и бежим, и кто знает, когда это кончится?

— А что если бы вы унаследовали дом, которого никогда раньше не видели, — начал я. — И вот однажды приехали бы с ним познакомиться и обнаружили, что из его окон торчат...

— Пушки! — изумившись, закончил за меня Иван. Откуда американец мог знать, что русский придумал для себя ту же метафору. — Пулеметы, артиллерийские орудия и ракеты, нацеленные через поле на другой дом, находящийся неподалеку.

И что окна того другого дома тоже забиты пушками, направленными в противоположную сторону! Оружия в этих домах хватит, чтобы сотню раз убить друг друга! Что бы мы сделали, если бы нам вдруг достался такой дом?

Он сделал мне жест рукой, чтобы я продолжил этот рассказ, если смогу.

— Жить среди пушек и называть это миром? — произнёс я. — Накупать всё больше оружия только потому, что его накупает человек из дома напротив? С наших стен сыплется штукатурка, у нас протекает крыша, но пушки наши смазаны и нацелены друг на друга!

— Интересно, в каком случае сосед выстрелит вероятнеё всего, — если мы уберём из окон пушки, — вмешалась Лесли, — или если добавим новые?

— Если мы уберём из наших окон несколько пушек, — ответила Татьяна, — так, что сможем убить его лишь девяносто раз, станет ли он в нас стрелять потому, что теперь сильнее нас? Я не думаю. Так что я уберу одну старую маленькую пушку.

— Односторонне, Татьяна ? — спросил я. — Ни соглашения?