Ричард Бах

Единственная

Я бросился вперёд и в тот же момент нападавший на Лесли пролетел сквозь неё, выронив от удивления нож.

Это был низкорослый, крепко сложенный человек, но реакция у него была мгновенной. Он подхватил своё оружие, вскочил на ноги и, не говоря ни слова, набросился на меня.

Я попытался по возможности отойти в сторону, но он уловил моё движение и ударил меня ножом прямо в живот.

Я остался стоять, где стоял, а он пролетел сквозь меня, как камень сквозь огонь, и ударился о стойку шатра. Стойка переломилась, и крыша над нами провисла.

Нож он потерял, но тут же вытащил из-за голенища другой, развернулся и снова бросился в атаку. Пролетев сквозь меня на уровне плеча, он приземлился на низкую остроугольную деревянную табуретку, разбив вдребезги светильник.

Через какое-то мгновение он уже снова был на ногах, в щелочках его глаз пылал гнев, все мускулы напряжены, как у борца, кинжал — снова в руке. Вцепившись в меня взглядом, он медленно двигался вперёд. Ростом он доходил Лесли до плеча, но глаза его несли смерть.

Вдруг он с быстротой молнии обернулся, ухватил Лесли за воротник блузки и дернул вниз. Потом тупо уставился на свои руки, в которых ничего не было.

— Стоп! — крикнул я. Он повернулся и запустил кинжал мне в голову.

— Прекрати насилие!

Он замер и уставился на меня. Самым страшным в его глазах была не жестокость — это были разумные глаза. Когда этот человек убивал, это было не случайно.

— Ты можешь говорить? — спросил я, хотя и не ожидал, что он поймет английский. — Кто ты?

Он, злобно нахмурившись, тяжело дышал. Затем, к моему удивлению, ответил. Не знаю, какой это был язык, но мы поняли.

Он показал на свою грудь и гордо произнес: — Ат-Ила. Ат-Ила, Бич Бога!

— Ат-Ила? — произнесла Лесли. — Аттила?

— Хан Аттила?

Воин заметил, как я потрясён, и оскалился в усмешке. Потом глаза его снова сузились.

— Стража! — рявкнул он.

Тут же в шатре возник один из стоявших снаружи оборванцев. Он ударил себя кулаком в грудь, отдавая честь.

Аттила показал на нас. — Ты не сказал мне, что у меня гости, — произнёс он вкрадчиво.

Солдат испуганно обвёл глазами помещение. — Но здесь нет никаких гостей, о, Великий!

— Здесь нет мужчины? Здесь нет женщины?

— Здесь никого нет!

— Хорошо. Оставь меня.

Стражник отдал честь, обернулся и поспешил к выходу из шатра.

Аттила его опередил. Его рука взметнулась, словно атакующая кобра, и он с неимоверной силой всадил кинжал стражнику в спину.

Это действие произвело поразительный эффект. Впечатление было такое, будто стражника не убили, а разделили надвое. Тело почти беззвучно рухнуло на пол у выхода, а призрак этого человека спокойно вернулся на свой пост, даже не заметив, что он умер. Лесли в ужасе посмотрела на меня. Убийца вытащил кинжал из тела.

— Стража! — позвал он. На пороге возник второй оборванец. — Убери это отсюда.

Стражник отдал честь и вытащил тело наружу. Аттила вернулся к нам, вложил окровавленный кинжал в ножны.

— Почему? — произнес я.

Он пожал плечами, на лице его отразилось презрение.

— Если мой стражник не видит того, что вижу я в моём собственном шатре...

— Нет, — остановил его я. — Почему ты такой жестокий? Зачем столько убийств? Столько насилия, разрушений? Я имею в виду не только этого человека, — ты уничтожаешь целые города, целые народы без всякой причины!.

Он захлебывался от презрения.

— Трус! Ты что, предлагаешь мне не обращать внимания на вторжения дьявольских сил Римской империи и её марионеток? Безбожники! Бог приказал мне смести безбожников с лица земли, и я подчиняюсь слову Бога!

Его глаза сверкали. — Горе вам, земли Запада! Я обрушу на вас свою кару! Бич Бога уничтожит ваших мужчин, под моими колесницами падут ваши женщины, копыта моих лошадей растопчут ваших детей!

— Слово Бога, — сказал я. — Пустой звук, но он сильнее стрел, потому что никто не осмеливается восстать против него. Как легко с его помощью обрести власть над дураками!

Он уставился на меня широко раскрытыми глазами. — Ты говоришь мои слова!

— Сначала стань безжалостным, — продолжал я, сам поражаясь тому, что говорю, — затем объяви, что ты — Бич Бога — и твои армии наполнятся теми, у кого недостаточно разума, чтобы вообразить любящего Бога, кто слишком боится восстать против злого.