Ричард Бах

Единственная

сонату Бетховена, и ей удавалось извлекать из этого полуразвалившегося инструмента удивительные звуки. Лесли оторопела.

— Это же мой дом, — прошептала она в замешательстве, — дом в Аппер Блэк Эдди! Ричи, это я!

Я присмотрелся повнимательнеё. Моя жена и прежде рассказывала, что в детстве ей не часто удавалось наедаться досыта, но эта девушка, — она была на грани голодного истощения. Неудивительно, что Лесли редко оглядывалась назад.

Будь моё прошлое таким же унылым, я бы тоже не получал особого удовольствия от воспоминаний. Девушка не заметила нас и играла так вдохновенно, словно была очарована блаженством Небес.

На пороге кухни бесшумно появилась женщина со вскрытым конвертом в руках и остановилась, прислушиваясь к музыке. Небольшого роста и приятной внешности, она казалась такой же худой и изможденной, как и девушка.

— Мама!.. — заплакала Лесли, её голос дрожал. Женщина не увидела нас и ничего не ответила. Она терпеливо ждала, когда оборвётся соната.

— Радость моя, всё это превосходно, — грустно качая головой, обратилась она к девушке, хотя та сидела в ней спиной.

— На самом деле. И я горжусь тобой. Но у этого нет будущего!

— Мама, я прошу тебя...

— Будь реалисткой, — продолжала женщина. — Пианистов ни в грош не ставят. Помнишь, что говорил святой отец? Его сестре игра на фортепиано не принесла никаких средств к существованию. И это после стольких лет учёбы!

— Ну мама! — воскликнула девушка, раздраженно вскинув руки. — Оставь в покое сестру святого отца! Почему бы тебе не сказать, что она попросту никудышная пианистка? Она не может обеспечить себя, потому что она бездарна! Казалось, мать девушки не расслышала этой тирады.

— Знаешь ли ты, как долго тебе предстоит учиться и сколько денег для этого понадобится?

Плотно сжав губы, девушка взглянула на полку с нотами, висевшую прямо перед ней и кивнула, уверенно и гневно.

— Мне известна точная сумма. И сейчас у меня в трёх местах есть работа. Мама, я добуду деньги. Женщина вздохнула.

— Не злись на меня, доченька. Я всего лишь пытаюсь помочь. Мне так не хочется, чтобы ты отказалась от одного великолепного шанса, как я сделала в свое время, и потом всю жизнь раскаивалась. Я отправила в Нью-Йорк твою фотографию, потому что мне казалось, что так ты сможешь пробиться. И, представь себе, ты победила! Они заметили тебя! Она положила конверт на подставку для нот.

— Хотя бы взгляни на него. У тебя есть шанс стать моделью в одном из крупнейших агентств Нью-Йорка и больше не изнурять себя бесконечным... прислуживанием в ресторанах, и уборкой в чужих домах, и вкалыванием до смерти.

— Но я не вкалываю до смерти!

— Посмотри на себя! Ты худа, как жердь. Ты думаешь, что выдержишь, вот так, дважды в неделю наскоками посещая колледж, мотаясь до Филадельфии и обратно, поскольку не можешь остаться там больше чем на одну ночь? Ты не выдержишь. Тебе всего семнадцать, а ты так истощена! Почему бы не быть благоразумной?

Девушка сидела неподвижно и молчала. Женщина, наблюдая за дочерью, в недоумении качала головой.

— Каждая девушка была бы рада стать моделью, а ты собираешься отказаться! Солнышко, выслушай меня. Поезжай и позанимайся этим год и постарайся экономить, насколько получится, а затем, если все ещё будет желание, вернёшься к своей музыке.

Девушка взяла конверт и, даже не взглянув на него, через плечо передала назад.

— Мне не хочется ехать в Нью-Йорк, — сказала она, стараясь сдержать гнев. — Меня не волнует то, что я победила. Я не собираюсь быть моделью. И не остановлюсь перед истощением, если именно оно позволит мне заниматься любимым делом.

Женщина выхватила письмо из рук дочери, её материнскому терпению пришёл конец.

— Пианино — это единственное, о чём ты мечтаешь?

— Да!

Руки девушки коснулись клавиш, и звуки из раскрытых перед нею страниц наполнили комнату. Дальнейшеё продолжение разговора утонуло в этих звуках. Её пальцы то порхали бабочками, то неподвижно замирали. Откуда в таких тоненьких руках, — подумал я, — столько силы?

Некоторое время женщина наблюдала за дочерью, затем вынула из конверта письмо, развернула его, положила на ящик из-под апельсинов и вышла через заднюю дверь. Девушка продолжала играть.

Я знал из рассказов Лесли, что на следующий день после этих событий должен был состояться её концерт. Назавтра ей предстояло встать в четыре утра, чтобы за шесть часов ходьбы и езды на автобусе и троллейбусе проделать