держаться на них хоть целый день.
Смотри в оба, Ричард! Будь внимателен. Сверху надо мной поднималась Либелла, затем Циррус и Швейцер 1-35. Я могу обойти на подъёме Швейцер, может быть Циррус, но Либеллу — нет. Скоро мы будем уже наверху, ляжем на курс, там будет попросторнее.
И что теперь? Проводить остаток своей жизни, летая на планерах? Как теперь такому эксперту по отступлениям, как я, убежать от жизни без женщины, для встречи с которой он был рождён? Лесли! Мне так жаль!
Безо всякого предупреждения мне в глаза ударил яркий луч света. Вспышка, брызги плексигласовых осколков; кабину швырнуло вбок… мне в лицо ударил ветер; яркий красный свет.
Я повис на привязных ремнях, затем меня вдавило в сидение — перегрузка, поначалу попытавшаяся меня вышвырнуть, теперь решила меня раздавить. Кабина понеслась со скоростью пули. Время буквально поползло.
Ричард, тебя ударили! От твоего планера почти ничего не осталось, и, если ты хочешь жить, то выбирайся из его обломков и дергай поскорее парашютный фал. Я почувствовал, как планер перевернуло, и он, разваливаясь на части, понёсся вниз.
В красной пелене передо мной мелькали то скалы, то небо. Обломки разорванного в клочья крыла облаком вертелись вокруг меня. Небо — земля — небо… Кажется, мне не добраться до замков на привязных ремнях.
С опытом совершенства не прибавилось. Медленно оценивает происходящее.
А, привет, приятель! Не подашь ли ты мне руку? Говорят, я влип в аварию. А я не влип. Просто перегрузки такие большие… Я не могу… Говорит не могу, а подразумевает не хочу. Я хочу… Я отстегнусь…
Слушает наблюдателя в последние секунды. Любопытный конец жизни.
ВСё!
В тот момент, когда я отстегнулся, кабина исчезла. Я ухватился за фал парашюта, дернул его, перевернулся, чтобы увидеть землю до того, как парашют раскроется… слишком поздно. Мне очень жаль, вук. Так жа…
Чернота.
Очнувшись на полу трейлера, я моргнул глазами, открыл их и уставился в темноту.
— Лесли…
Я лежал на полу, тяжело дыша, моё лицо было влажным от слез. Она сидела там же, на кровати.
— С тобой всё хорошо? — спросила она. — С тобой всё в порядке?
Я поднялся с пола, устроился рядом с ней, придвинувшись как можно ближе, и крепко её обнял.
— Я не хочу покидать тебя, маленькая вуки, я никогда не покину тебя, — сказал я. — Я люблю тебя.
Она едва заметно пошевелилась. Наступила тишина, и казалось, что навсегда.
— Ты… что? — переспросила она.
Тридцать четыре
Уже после двух часов ночи, позабыв о разногласиях, мы лежали на нашей двуспальной кровати и разговаривали о цветах, изобретениях и о том, какой могла бы быть наша идеальная жизнь. Я вздохнул и сказал:
— Помнишь моё старое определение? Что родная душа — это тот, кто всегда соответствует всем нашим потребностям?
— Да.
— Тогда я полагаю, что мы — не родные души.
— Почему? — спросила она.
— Потому что у меня нет потребности спорить, — сказал я, — у меня нет потребности бороться.
— Откуда ты знаешь? — сказала она мягко. — Откуда ты знаешь, может, это единственный способ для тебя чему-нибудь научиться? Если бы борьба не была нужна тебе для того, чтобы извлечь урок, ты бы не создавал так много проблем!
Иногда я не понимаю тебя, пока ты не рассердишься… и разве не бывает так, что ты не знаешь, что я имею в виду, пока я не начинаю кричать? Всегда ли соблюдается правило, что мы можем учиться только с помощью приятных слов и поцелуев?
Я удивленно заморгал:
— Я думал, что общение родных душ совершенно в любой момент, поэтому, как же они могут ссориться? Ты хочешь сказать, вуки, что в этом совершенство?
Ты хочешь сказать, что даже когда мы сталкиваемся, — это волшебство? Что столкновение материализует понимание между нами, которого не было раньше?
— Да-а, — сказала она в золотистых сумерках, — жизнь с философом…
Тридцать пять
На следующий день в полётном списке мой планер оказался двадцать третьим в очереди на взлёт, предпоследним. Крылья заполнены водой для балласта, спасательное снаряжение на борту, опознавательные знаки установлены и поворотные устройства проверены.
Лесли передала мне карты, список радиочастот, поцеловала меня, пожелала удачи и опустила вниз фонарь кабины. Я зафиксировал её изнутри.
Я откинулся в полулежачее кресло пилота, проверил рычаги управления, утвердительно кивнул, послал ей последний воздушный поцелуй, покачал рулевые