в десять десятков раз ярче, чем солнце, и вспышка её света внезапно оглушила меня.
Ни тени, ни цвета, ни тепла, ни мерцания, ни тела, ни неба, ни земли, ни пространства, ни времени, ни вещей, ни людей, ни слов, один только СВЕТ!
Я безмолвно плавал в сиянии. Это не свет, осознавал я, это необъятное непрекращающееся великолепие, пронизывающее собой то, что когда-то было мной — это не свет. Этот свет просто олицетворяет нечто, он выражает собой что-то другое, более яркое, чем свет, — он выражает Любовь!
Причём, такую сильную, что сама идея о силе кажется смешным пёрышком мысли, если её рассматривать в свете той грандиозной любви, которая поглотила меня.
Я есть! Ты есть! И любовь… это всё… в этом весь смысл!
Радость охватила меня всего и рвала меня на части. Атом отделялся от атома в пламени этой любви. Я был спичкой, упавшей на солнце. Такой сильной радости невозможно было выносить. Ни одного мгновения больше! Я задыхался. Пожалуйста, не надо!
Как только я попросил, Любовь отступила, померкла и превратилась в ночь, которая была солнечным полуднем на Беверли-Хиллз в северном полушарии третьей планеты, обращающейся вокруг небольшой звездочки во второстепенной галактике в не представляющей интереса вселенской, которая является всего лишь незначительной особенностью одной из возможностей вообразить себе пространство-время.
Я был микроскопическим проявлением жизни, которая в действительности бесконечно велика. И споткнувшись за кулисами сцены в этом вселенском театре, я в течение одной наносекунды видел свою собственную реальность и чуть было не превратился в пар от потрясения.
Я проснулся сидя в Банте, моё сердце стучало, а по лицу текли слёзы.
— АЙ! — громко произнес я. — АЙ-ай-ай!
Любовь! Такая сильная! Если бы она была зелёной, она бы оказалась такой зелёной, такой невообразимо зелёной, что даже Идея о Зелёном не могла бы её вообразить… это подобно тому, как стоишь на огромном шаре… как стоишь на солнце, хотя это было не солнце, у него не было краёв, не было горизонта.
Такое сияние и никакого мерцания, я смотрел открытыми глазами на самое яркое… но нет, у меня не было глаз. Я не смог перенести радости этой любви…
Это было похоже на то, что я уронил свою последнюю свечу в тёмную впадину, а через некоторое время моя подруга, чтобы я мог лучше видеть, зажгла водородную бомбу.
По сравнению с этим светом, весь этот мир… По сравнению с этим светом, идея о жизни и смерти кажется просто… неуместной.
Я сидел в машине, моргая глазами и задыхаясь. Господи! Мне понадобилось десять минут, чтобы снова научиться дышать. Что… почему… Ну и ну!
Вдали на тротуаре внезапно промелькнула улыбающаяся блондинка, и все головы в толпе повернулись, чтобы разглядывать её. Через некоторое время Лесли открыла дверцу, бросила на сидение кучу конвертов и села за руль.
— Извини, что я задержалась, вук. Там полно народу. Ты здесь не умер от скуки?
— Лесли, я хочу тебе рассказать. Самое удивительное… только что случилось. — Она повернулась ко мне с тревогой.
— Ричард, как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно! — воскликнул я. — Прекрасно, прекрасно, прекрасно.
Я сразу же начал рассказывать без всякой последовательности и замолк только тогда, когда пересказал по частям всё, что со мной произошло.
— Я сидел здесь после того, как ты ушла, потом закрыл глаза… Свет, но это был не свет. Ярче, чем свет, но без мерцания и совсем не причиняющий боли. Любовь, но не как затасканное односложное слово, а Любовь, Которая ЕСТЬ!
Я никогда раньше не думал, что она такова. И любовь! Это всё… в этом весь смысл! Это слова, но тогда не было слов и даже идей. Что-то подобное когда-нибудь… тебе это знакомо?
— Да, — сказала она. И после продолжительной паузы, которая ей потребовалась для того, чтобы вспомнить, она продолжила. — Это было в небе, среди звёзд, когда я вышла из тела.
Единство с жизнью, со Вселенной, которая столь прекрасна, и такая всепоглощающая любовь — всё это заставило меня рыдать от радости!
— Но почему это случается с нами? Я просто собирался чуть-чуть вздремнуть, воспользовавшись самогипнозом, Я это делал раньше сотню раз!
А теперь, РАЗ! Ты можешь представить себе такую радость, которую ты просишь прекратить, потому что не в силах выносить её?
— Да, — сказала она. — Я знаю…
Некоторое время мы оба сидели молча. Затем, она завела Банту, и мы затерялись среди городского транспорта, радуясь