Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 1)

как поступать, как жить.

Никогда я-рациональное не принимало во внимание я-эмоциональное, это презренное меньшинство, никогда не позволяло ему взять руль в свои руки.

Вплоть до сегодняшнего вечера, когда я стал делиться фрагментами из своего прошлого со своим лучшим другом, — своей сестрой.

— Прости меня, Лесли, — сказал я, поднимаясь и вытирая лицо. — Я не могу объяснить, что произошло. Никогда со мной такого не было. Извини меня.

— Чего никогда не было? Тебя ни разу не тронула чья-либо смерть? Ты никогда не плакал?

— Не плакал. Уже очень давно не плакал.

— Бедный Ричард… наверно, тебе стоит плакать почаще.

— Нет уж, спасибо. Не думаю, что я бы себя за это похвалил.

— Ты считаешь, что мужчине плакать не подобает?

Я вернулся и сел на свое место.

— Другие мужчины могут плакать, если хотят, а мне, я думаю, не стоит.

— Эх, — только и сказала она.

Я почувствовал, что она задумалась над моими словами, пытаясь меня рассудить. Какой человек стал бы осуждать другого за то, что тот сдерживает свои эмоции?

Возможно, любящая женщина знает об эмоциях и их выражении гораздо больше, чем я.

Спустя минуту, так и не огласив приговор, она спросила:

— Ну и что произошло потом?

— Потом был мой первый и последний год в колледже, который прошёл впустую. Не совсем впустую. Я выбрал курс стрельбы из лука и встретил там Боба Кича, моего лётного инструктора.

Колледж был напрасной тратой времени, лётные уроки изменили мою жизнь. Но писать после школы я перестал и не писал до тех пор, пока не уволился из Воздушных Сил, не женился и не обнаружил, что не могу выносить постоянную работу. Любую работу.

Меня начинало душить однообразие, и я её бросал. Лучше голодать, чем жить по шаблону, повинуясь часам дважды в день.

Тогда я, наконец, понял, чему научил нас Джон Гартнер: Вот на что похоже чувство, когда твой рассказ принят! Через годы после его смерти, я получил его послание. Если мальчишка-школьник смог написать рассказ, который напечатали, почему этого не может сделать взрослый?

Я с любопытством наблюдал за собой со стороны. Никогда и ни с кем я так не разговаривал.

— И я начал коллекционировать отказы. Опубликую рассказ-другой, затем получаю массу отказов, пока не утонет мой писательский корабль, и я не начну голодать.

Найду работу — письма разносить, быть помощником ювелира, чертить, писать техническую документацию, — и работаю до тех пор, пока уже не могу этого выносить.

Затем, снова писать. Опубликую рассказ-другой, и опять отказы, пока корабль не утонет… найду другую работу… И так раз за разом.

Постепенно писательский корабль стал тонуть всё медленнее, пока, наконец, я не начал как-то сводить концы с концами, и с тех пор уже больше не оглядывался назад. Вот так я стал писателем.

На её тарелке была ещё целая гора печенья, на моей остались только крошки. Я, лизнув палец, подбирал их с тарелки одну за другой. Ни слова не говоря, продолжая слушать, она переложила печенье со своей тарелки в мою, оставив себе лишь одну штучку.

— Мне всегда хотелось, чтобы в моей жизни были приключения, — сказал я. — Но прошло много времени, прежде чем я понял, что только я сам могу привнести их в свою жизнь. И я начал жить, как мне хотелось, писать об этом книги и рассказы в журналы.

Она внимательно меня изучала, словно я был человеком, которого она знала за тысячу лет до этого.

Я вдруг почувствовал себя виноватым.

— Я всё говорю и говорю, — сказал я. — Что ты со мной сделала? Я говорил тебе, что я слушатель, а не рассказчик, а теперь ты этому не поверишь.

— Мы оба слушатели, — заметила она, — мы оба рассказчики.

— Давай лучше завершим партию, — предложил я. — Твой ход.

Элегантная ловушка вылетела у меня из головы, и мне потребовалось столь же немалое время, чтобы её вспомнить, как ей — чтобы обдумать свою позицию и сделать ход.

Она не сделала того жизненно для неё важного хода пешкой. Мне было и радостно, и печально. По крайней мере, увидит, как сработает моя изумительная ловушка.

— В конце концов, вот что значит — учиться,— подумал я. — Важно не то, проиграем ли мы в игре, важно, как мы проиграем и как мы, благодаря этому, изменимся, что нового вынесем для себя, как сможем применить это в других играх. Странным образом поражение оборачивается победой.