Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 1)

— Вот, к примеру, несколько заголовков для книг, — начал я. — Ощипанные перья… наблюдатель птиц разоблачает национальный скандал. А вот эта книга могла бы стать пятитомным изданием — К чему приводит кольцевание уток?

Я перелистнул страницу назад, пропустил список продуктов, перелистнул ещё одну страницу.

Погляди в зеркало, и можешь быть уверен: то, что ты видишь — это не то, что ты есть. — Это было после того, как ты рассказала мне о зеркалах, помнишь?

Когда мы оглядываемся на своё прошлое, то оно вспышкой проносится перед нами. Время невозможно сохранишь. Никто не долговечен. Нечто пронизывает время мостом — что же? Что? Что?

Ты можешь считать, что всё это — лишь наброски…

Лучший способ отплатить за удивительный миг — просто насладиться им.

Единственное, что разрушает мечты, это — компромисс.

Почему бы не представить, что мы живём практически так, как если бы были чрезвычайно разумными? Как бы мы стали жить, будучи совершеннее духовно?

Я добрался до первой страницы своих записей за этот месяц.

Как нам спасти китов? Мы их купим! Если они будут куплены нами, а затем сделаны жителями Америки, Франции, Австралии или Японии, то ни одна страна в мире не осмелится поднять на них руку!

Я посмотрел на неё, оторвавшись от записной книжки.

— Это всё, что есть за этот месяц.

— Мы купим их? — спросила она.

— Детали я не прорабатывал. На каждого кита можно прицепить флаг той страны, к которой он принадлежит, что-то вроде огромного паспорта.

Разумеется, водонепроницаемого. Деньги от продажи гражданства пойдут на основание большого Китового Фонда, что-то в таком духе. Это вполне разумно.

— И что ты с ними будешь делать?

— Пускай плавают, где им вздумается. Растят маленьких китят…

Она рассмеялась.

— Я имела в виду, что ты будешь делать со своими записями?

— В конце каждого месяца я перечитываю их, стараюсь услышать то, о чём они говорят мне. Возможно, что некоторые из них выльются в рассказ или книгу, а может быть и нет. Быть записью — значит вести совершенно непредсказуемую жизнь.

— А те, которые ты сделал сегодня вечером, они говорят тебе о чем-нибудь?

— Пока не знаю. Пара из них говорят, что я не очень-то уверен, что эта планета — мой дом. У тебя никогда не было такого ощущения, что ты на Земле — турист?

Ты идёшь вдоль улицы, и вдруг тебе начинает казаться, что мир вокруг тебя — словно движущиеся открытки.

Вот как здесь живут люди в больших домах-тройках, чтобы укрыться от «дождя» и «снега», по бокам коробок проделаны дырки, чтобы можно было глядеть наружу.

Они перемещаются в коробках меньшего размера, раскрашенных во всевозможные цвета, с колесами по углам.

Им нужна эта коробчатая культура, потому что каждый человек мыслит себя заключенным в коробку под названием «тело»; им нужны руки и ноги, пальцы, чтобы держать карандаши и ручки, разные инструменты, им нужен язык, потому что они забыли, как общаться, им нужны глаза, потому что они забыли, как видеть.

Странная маленькая планета. Побывайте здесь. Скоро домой.

Бывало ли с тобой так когда-нибудь?

— Два раза. Не совсем так, — ответила она.

— Принести тебе что-нибудь с кухни? — спросил я. — Печенье или что-нибудь ещё?

— Нет, спасибо.

Я поднялся, отыскал коробку с шоколадным печеньем, выложил его двумя покривившимися башнями каждому из нас на тарелку.

— Молоко?

— Нет, спасибо.

Я принёс печенье и стаканы с молоком, поставил их на стол.

— Записи напоминают. Они помогают мне вспомнить, что я турист на Земле, напоминают мне о тех забавных обычаях, которые здесь бытуют, о том, как мне здесь нравится.

Когда я это делаю, мне почти удаётся припомнить, на что похоже то место, откуда я пришёл. Есть магнит, который нас тянет, тянет нас перебраться через забор ограничений этого мира. Меня не покидает странное чувство, что мы пришли сюда из-за забора, с той его стороны.

Лесли тоже задавалась вопросами обо всём этом, и у неё были такие ответы, которые мне и в голову не приходили.

Она знала мир-как-он-должен-быть, а я готов был поспорить, что этот мир без войн, — это мир-который-есть в некотором параллельном измерении. Идея очаровала нас, и в этом очаровании растаяло время.