бы меня ответить, что да, разумеется, я распоряжаюсь своей жизнью в точности так, как мне нравится.
Холод нынешней ночи, и вопрос — тот же самый — с его стороны, и что-то изменилось. Занимаюсь ли я тем, чем больше всего хотел бы заняться?
— Нет!
— Вот это новость! — произнёс бы Шимода. — Как по-твоему, что бы это могло означать?
Я моргнул, прекратил воображать и вслух заговорил с собой:
— Ага, это значит, что амплуа странствующего пилота себя исчерпало! И в данный момент я смотрю на огонь своего последнего костра, а тот парнишка из Рассела, с которым мы поднимались в воздух в сумерках, был последним моим пассажиром.
Я попытался ещё раз вслух сформулировать:
— Со странствующим пилотом покончено.
Заторможенность безмолвного шока. И шквал вопросов. Новое качество неведения — некоторое время я пытался распробовать его, оценить неведомый привкус. Что делать? И что со мной будет?
После основательной определённости ремесла бродячего пилота, меня захлестнуло удивительное наслаждение новизны, подобное прохладному буруну, вспенившемуся из неизведанных глубин. Я понятия не имел, что буду делать!
Говорят, что когда закрывается одна дверь, другая — отворяется. Я ясно вижу захлопнувшуюся за мной дверь, с надписью «жизнь странствующего пилота». За ней остались ящики и корзины, полные приключений — тех, которые превратили меня из того, кем я был, в того, кто я есть.
А теперь пришло время двигаться дальше. Ну, и где же эта самая только что распахнувшаяся дверь?
— Если бы я был просветлённой душой, — подумал я, — что бы я сказал сейчас самому себе? Не Шимода, но просветлённый я сам?
Прошло мгновение, и я уже знал, что было бы сказано:
— Посмотри-ка на то, что окружает тебя в данный момент, Ричард. Что в этой картине не так?
Я огляделся во тьме. С небом всё было в порядке. Что может быть не так в небе, испещрённом сверканием взрывающихся алмазами удалённых на тысячи световых лет звёзд?
А во мне — разглядывающем этот фейерверк из вполне безопасного места? А самолёт — надежный и верный Флайт, готовый нести меня, куда бы я не пожелал? Что не так в нём? Всё так, всё правильно.
А неправильно вот что: здесь нет её! И я должен изменить ситуацию. И начну прямо сейчас!
— Не торопись, Ричард, — подумал я. — И на этот раз измени своим правилам. Пожалуйста, не спеши! Пожалуйста, подумай сначала. Хорошенько подумай.
Продумать всё до конца. Ибо, во тьме скрыт ещё один вопрос — вопрос, которого я никогда не задавал Дональду Шимоде, и на который он не отвечал.
Почему обязательно случается так, что самые продвинутые из людей, те, чьи учения живут веками, пусть в несколько извращённой форме религий, почему эти люди непременно должны оставаться одинокими?
Почему мы никогда не встречаем лучащихся светом жён или мужей, или чудесный людей, которые на равных делят с ними их приключения и их любовь?
Те немногие, кем мы так восхищаемся, неизменно окружены учениками и любопытными, на них давят те, кто приходит за исцелением и светом.
Но как часто мы встречаем рядом с кем-нибудь из них родственную душу, человека сильного, в славе своей равного им и разделяющего их любовь? Иногда? Изредка?
Я невольно сглотнул — в горле пересохло.
Никогда.
— Самые продвинутые из людей, — подумал я, оказываются самыми одинокими!
Может быть, у совершенных нет родных душ потому, что они переросли все человеческие потребности?
Никакого ответа от голубой Веги, мерцающей в своей арфе из звёзд.
Достижение совершенства в течение всего множества жизней — это не моя задача. Но эти люди — ведь им, вроде бы, предначертано указывать нам путь.
Утверждал ли кто-либо из них: «Забудьте о родственных душах, родственных душ не существует?» Неторопливо стрекочут сверчки: «Может быть, может быть». Это стало каменной стеной, о которую разбились последние мгновения вечера.
— Если они это утверждают, — проворчал я, обращаясь к себе, — они заблуждаются.
Мне было интересно, согласится ли она со мной, где бы она ни была. Заблуждаются ли они, моя милая незнакомка? Она не ответила из своего неизвестно-где.
К тому времени, когда наутро крылья оттаяли от инея, чехол мотора, ящик с инструментом, коробка с продуктами и таганок были уже аккуратно уложены на переднем сиденье, запакованы и как следует закреплены. Остатки завтрака я оставил еноту.
Во сне ответ нашёлся сам собой: Те просветлённые и совершенные