Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 1)

(Кари Шурц)

Не курить: ни здесь, ни где-нибудь ещё! Гедонизм — плохое развлечение. Я опасаюсь за свою страну, когда я думаю, что Бог справедлив.

(Томас Джефферсон)

Предположим, что войну объявили, а никто не идёт воевать. Что тогда?

Последнее было её собственным высказыванием. Она предложила его в качестве лозунга, а потом его подхватили все участники антивоенного движения, и телевидение быстро разнесло его по всему миру.

Я размышлял об этих высказываниях, время от времени, отрываясь от работы над своим сценарием, и понимал её все лучше и лучше с каждым звуком, который доносился из сада, где она работала лопатой, секатором и граблями.

Затем, донеслось глухое шипение воды, текущей по трубам и по шлангу, когда она ласково утоляла жажду всех членов своего цветочного семейства. Она знала и любила каждый отдельный цветок.

Она от меня отличается, отличается, отличается, твердил я про себя, заканчивая последний абзац, но, Боже мой, я восхищаюсь этой женщиной! Был ли у меня когда-либо такой друг, как она, даже если учесть все наши различия?

Я встал, потянулся и вышел через кухню и боковую дверь в её сад. Поливая цветочные клумбы, она стояла спиной ко мне. Её волосы были на время работы собраны на затылке. Она тихо пела, обращаясь к своему коту.

Ты мой котик — о, да! — Ты мой пушистик, моя звёздочка, Когда уходишь, не ходи далеко…

Её коту, по всей видимости, песенка очень нравилась, и это был слишком интимный момент, чтобы я мог долго стоять незамеченным. Поэтому я заговорил так, будто только что подошёл.

— Как дела у твоих цветов?

Она быстро развернулась в мою сторону со шлангом в руке. В её голубых, с чайное блюдце глазах был испуг, потому что она оказалось не одна в своём уединенном саду.

Разбрызгиватель на конце шланга был направлен на высоту груди, но был настроен так, что вода лилась конусом, который имел в диаметре несколько футов и доставал мне от пояса до шеи.

Никто из нас не сказал ни слова и не пошевелился, когда вода из шланга лилась прямо на меня, будто я был горящим манекеном.

Она оцепенела от страха. Сначала от моих неожиданных слов, а затем от вида того, что вода сделала с моим пиджаком и рубашкой.

Я стоял, не двигаясь, потому что мне казалось неприличным кричать или убегать, и потому, что я надеялся, что вскоре она наконец решит направить струю в каком-то другом направлении и не поливать больше из нее прямой наводкой мой городской костюм.

Эта сцена так ясно запечатлелась в памяти, будто у неё в руках было смертельное оружие: солнечный свет, сад, окружающий нас, огромное удивление у неё в глазах, будто в её цветочный рассадник ворвался полярный медведь, и шланг был её единственной защитой.

Если я буду поливать довольно долго полярного медведя водой из шланга, должно быть, думала она, он наверное развернётся и убежит.

Я не чувствовал, что похож на полярного медведя в чём-то, кроме того, что меня поливают струей ледяной воды, и одежда на мне постепенно промокает.

Я увидел, наконец, как она ужаснулась, поняв, что сделала с тем, кто не был полярным медведем, а был её другом по бизнесу, приехавшим погостить к ней в дом.

Хотя она всё ещё по прежнему неподвижно стояла, способность контролировать разбрызгиватель вернулась к ней, и она медленно отвела льющуюся воду в сторону.

— Лесли! — сказал я в тишине под звук стекающей воды, — я только хотел…

И вдруг она залилась смехом. В её глазах была безудержная весёлость, всё ещё затуманенная предшествовавшим шоком — они умоляли о прощении.

Смеясь и рыдая, она упала в мои объятия, прижимаясь к пиджаку, из карманов которого вытекала вода.

Пятнадцать

— Сегодня звонила Кэтти из Флориды, — сообщила Лесли, расставляя но местам свой шахматный народец и готовя его к очередному поединку. — Она ревнует?

— Ни в коем случае. При знакомстве с какой-либо женщиной я договариваюсь с ней об отсутствии ревности.

Я ощущал внутреннее недовольство. Для верной расстановки фигур я всё ещё вынужден бурчать себе под нос фразу: «Королеве-ее-собственный-цвет». И это после стольких лет игры в шахматы.

— Она хотела узнать, есть ли у тебя, кроме меня, какие-нибудь особые приятельницы здесь, в Лос-Анжелесе, поскольку за последнее время ты приезжал сюда слишком часто.

— Да ну, перестань, — не верилось мне. — Ты шутишь.

— Честное слово.

— И что ты, ей ответила?