я, пока Стэн рассказывал мне обо всех этих бедах.
Люди с миллионными доходами, — они всегда были кем-то ещё. Я же, всегда был самим собой. Я авиапилот, посредственный актёр, продающий прогулки на самолёте со скошенных полей.
Я писатель, пишущий как можно реже, разве что — вдохновляемый слишком привлекательной идеей, чтобы оставить её не изложенной на бумаге…
Какой мне интерес иметь дело с банковским счётом на более чем сто долларов, который все равно вряд ли кому-нибудь понадобится сразу?
— Должен также сообщить тебе, пока ты здесь, — продолжал спокойно говорить Стэн. — Относительно вклада, который ты сделал через Тамару, — этот государственный заем под высокие проценты на развитие за рубежом?
Её клиент исчез вместе с деньгами. Там было только пятьдесят тысяч долларов, но тебе следует знать. Я не мог в это поверить. — Он её друг, Стэн! Она доверяла ему! И он исчез?
— Как говорится, и адрес не оставил. — Он внимательно посмотрел мне в лицо. — Ты доверяешь Тамаре?
Вот тебе на. Пожалуйста, только не столь избитое клише! Хорошенькая женщина накалывает богатого дурака на пятьдесят тысяч.
— Стэн, ты хочешь сказать, что Тамара могла что-то сделать?
— Возможно. Мне кажется, это её почерк на обратной стороне чека. Другое имя, но тот же почерк.
— Ты шутишь.
Он раскрыл папку, достал конверт и дал мне погашенный чек. На обороте была подпись Sea Кау Limited, by Wenly Smithe.
Высокие стремительные прописные буквы, изящные окончания букв «у». Увидев их на конверте, я готов был поклясться, что это было написано Тамарой.
— Это может быть чей угодно почерк, — сказал я, и протянул конверт обратно через стол.
Стэн ничего больше не сказал. Он был уверен, что деньги у неё. Но Тамара была в моём ведении; никакого расследования не могло быть, пока я его не потребовал. Я никогда не спрошу и никогда не скажу ей об этом ни слова. Но я никогда ей не доверюсь.
— У тебя на самом деле остались кое-какие деньги, — сказал он. — И разумеется, — новые поступления, каждый месяц. После долгой полосы неудач должен произойти поворот в нашу пользу.
Сейчас ты мог бы перевести оставшиеся средства в иностранную валюту. У меня есть предчувствие, что курс доллара относительно немецкой марки может упасть сейчас в любой момент, и ты смог бы за ночь вернуть себе утраченное.
— Это без меня, — сказал я. — Поступай так, как будет лучше по твоему мнению, Стэн.
Судя по вспышкам сигнальных огней и звону колоколов, возвещающих об опасности, мои владения, похоже, оказались атомной станцией за три минуты от катастрофы. Наконец, я встал, взял с тахты свою лётную куртку.
— Когда-нибудь мы оглянемся на все это как на отправную точку, — сказал я ему. — С этого момента дела могут идти только лучше, не так ли?
Словно не услышав этого, он произнес:
— Я хотел сказать тебе еще одну вещь. Это непросто. Знаешь, говорят:
«Власть коррумпирует, но, при абсолютной власти — и коррупция абсолютная». И это так. Я думаю, это должно быть верно и для меня тоже.
Я не знал, что он имеет в виду, но я боялся спрашивать. Его лицо было невозмутимо. Стэн продажен? Это невозможно. Я уважал его много лет, я не мог сомневаться в его, честности.
«Это должно быть верно и для меня» могло означать только то, что когда-то он, должно быть перекрыл по ошибке расходный счет.
Это положение он, конечно, исправил, но, тем не менее, чувствует себя виноватым, обязанным сообщить мне. И, ясное дело, — если он говорит мне об этом сейчас, — он намерен не допускать впредь таких ошибок.
— Ладно, Стэн. Сейчас важно выйти из этого положения.
— Хорошо, — ответил он.
Я забыл об этом разговоре. Оставшимися деньгами распоряжался Стэн и люди, которых он знал и которым доверял, — мы им хорошо платили за услуги.
Хотелось ли им бросить все эти сложные денежные дела, запустить их куда-нибудь в небо? Конечно, нет, особенно сейчас, когда всё шло не так плохо.
Неудачи случаются со всеми, но мои менеджеры хорошо соображают, — думал я, — и скоро найдут решение — быстро и правильно.
Четырнадцать
— Здесь реактивный Один Пять Пять Икс-рей, — сказал я, нажав на кнопку выхода в эфир, — я снижаюсь для посадки с эшелона три-пять-ноль на эшелон два-семь-ноль.
Я смотрел поверх своей кислородной маски с высоты семи миль на пустыни Южной Калифорнии, инспектируя голубизну неба внизу с помощью длительной замедленной бочки.
Фактически