или твои деньги.
Послушай, если ты вообще намерен её отыскать, — ни в коем случае никогда не становись знаменитостью. Ни в каком виде. Всё это — на одном дыхании. И тут же забылось.
Второй ответ был настолько толковым, что стал единственным, к которому я прислушался. Родная душа — светлая и милая — она ведь не путешествует из города в город в поисках некоего парня, который катает пассажирок над пастбищами.
И не повысятся ли мои шансы с ней встретиться, когда она узнает, что я существую? Редкая возможность, специальное стечение обстоятельств в тот самый момент, когда мне так необходимо её встретить!
И, несомненно, стечение обстоятельств приведёт мою подругу прямо к телевизору, как раз во время демонстрации нужной программы и подскажет, как нам встретиться. А публичное признание постепенно рассеется.
Спрячусь на недельку в Ред Оук, штат Айова, или и Эстрелла Сэйлпорте, в пустыне к югу от Феникса, и таким образом верну себе уединение, но найду её! Разве это так уж плохо?
Я открыл дверь конторы аэропорта.
— Привет, — сказала она, — чем могу быть вам полезна?
Она заполняла бланки счетов за конторкой, и улыбка её была ослепительна. Мой «привет» увяз где-то между её улыбкой и вопросом. Я не знал, что сказать.
Как ей объяснить, что я — свой, что аэропорт, и маячок, и ангар, и «Аэронка», и даже традиция дружески говорить «привет» тому, кто приземлился — это всё часть моей жизни, что всё это было моим так долго, а теперь вот ускользает и меняется из-за того, что я сделал, и что я вовсе не уверен, что хочу перемен, так как знаю: всё это — мой единственный дом на земле?
И что могла сделать она? Напомнить мне, что дом — это всё известное нам и нами любимое и что домом становится всё, что мы выбираем в качестве дома? Сказать мне, что она знает ту, которую я ищу?
Или что парень на бело-золотистом «Тревл Эйр» приземлялся час назад и оставил для меня записку с именем женщины и адресом? Или предложить план, сообразно которому я мог бы мудро распорядиться миллионом четырьмястами тысячами долларов? Чем она могла быть мне полезна?
— Да я, в общем-то, не знаю, чем вы можете быть мне полезны, — сказал я. — Я в некоторой растерянности, похоже. А у вас в ангаре есть старые аэропланы?
— «Потерфилд» — довольно старый — он принадлежит Джилл Хэндли. «Тигровый мотылёк» Чета Дэвидсона. У Морриса Джексона — «Уэко», но он запирает машину в отдельном Т-образном ангаре…
Она засмеялась, — «Чемпионы» уже довольно старые. Вы ищете «Чемпион»?
— Это — один из лучших аэропланов в мировой истории, — сказал я.
Её глаза сузились:
— Нет, я шучу! Не думаю, что мисс Рид когда-нибудь станет продавать свои «Чемпионы».
Наверное, я был похож на покупателя. Как люди чувствуют, что у незнакомца есть миллион?
Она вновь занялась счетами, и я заметил обручальное кольцо витого золота.
— А можно заглянуть в ангар на минутку? О'кей?
— Конечно, — она улыбнулась. — Чет — механик, он должен быть где-то там, если только не вышел пообедать в кафе напротив.
— Спасибо.
Я прошёл через зал и открыл дверь, ведущую в ангар. Я был дома. Хорошо. Кремово-красная «Цессна-172» на техосмотре — колпаки двигателей открыты свечи сняты, замена масла проведена наполовину.
«Бич Бонанза» — серебристый с голубой полосой на борту — аккуратно установлен на желто-черных полосатых стойках — проверка механизма выпуска шасси.
Самые разные лёгкие самолёты — я знал их все. В тишине ангара зависла напряжённость того же типа, что чувствуется на лесной поляне: незнакомец ощущает на себе взгляды, замершее действие, затаённое дыхание.
Там стоял большой гидросамолёт «Груммэн Виджен» с двумя трехсотсильными радиальными двигателями, новым цельным лобовым стеклом, зеркалами на концах крыльев, позволяющими летчику проверить, убраны ли колеса шасси при посадке на воду.
Если на такой машине сесть на воду с выпущенными колёсами, то от брызг у пилотов в глазах скачут мириады солнечных зайчиков.
Я стоял возле «Виджа» и смотрел на его кабину, почтительно держа руки за спиной. В авиации никому не нравится, когда незнакомый человек без разрешения трогает самолёт.
Не столько по причине возможных повреждений, сколько потому, что такое действие является неправомерной фамильярностью.
Это — примерно то же самое, что, проходя мимо, потрогать жену незнакомого человека, чтобы посмотреть на его реакцию.
Позади меня, у двери ангара, —