Ричард Бах

Мост через вечность (Часть 1)

где написано то, что мне, вероятно, следовало бы теперь знать. — Дураки очень быстро расстаются со своими деньгами. Это было единственным, что я знал доподлинно без каких бы то ни было книг.

Мало кто способен посадить Флайта на скошенном поле так, как это делаю я. Но в тот миг в библиотеке имени Глэдис Хатчинсон я подумал, что, с точки зрения обуздания фортуны, я, возможно — единственный в своем роде несравненный заведомый неудачник.

Бумажная работа всегда была для моего ума неподъёмным грузом, и у меня были весьма серьезные сомнения относительно того, что всё произойдёт гладко, когда нужно будет распорядиться деньгами.

— Ладно, — подумал я, — я себя знаю, и мне известно в точности — мои слабые места и сильные стороны останутся при мне неизменно. И такая мелочь, как счёт в банке, вряд ли способна переделать меня из обычного простого лётчика, каким мне всегда нравилось быть, во что-нибудь иное.

Ещё минут десять я изучал каталог, в итоге меня привлекли карточки, обозначенные словами Везение и Невезение. Потом я оставил эту затею. Невероятно! Такой книги, как та, которая была мне нужна, не существовало!

В растерянности и сомнении я вышел на солнышко, ощутив фотоны, бета-частицы и космические лучи, которые роились и отскакивали от всего, в тишине со скоростью света вжикая сквозь утро и сквозь меня.

Я уже почти дошёл до той части городка, где находилось мое утреннее кафе, когда обнаружил исчезновение своего злополучного свёртка. Вздохнув, я развернулся и отправился обратно в библиотеку по солнышку, ставшему ещё теплее, за своей постелью, оставшейся лежать возле шкафа с каталогами.

— Простите, — ещё раз извинился я перед библиотекаршей.

Сколько у нас книг, и сколь многим ещё предстоит быть написанными! Как свежие тёмные сливы на самой верхушке.

Не слишком большое удовольствие — карабкаться по хлипкой лесенке, извиваться среди ветвей, превосходя самого себя в попытках до них дотянуться. Но сколь восхитительны они, когда работа закончена!

А телевидение, это — восхитительно!? Или работа по рекламе моей книги усилит мою боязнь толпы? Как мне удастся ускользнуть, если у меня не будет биплана, в который можно вскочить и улететь на нём над деревьями прочь?

Я направился в аэропорт — единственное место в любом незнакомом городе, где лётчик чувствует себя в своей тарелке. Я определил, где он находится по посадочной сетке — незаметным следам, которые большие самолёты оставляют, заходя на посадку.

Я находился практически под участком между третьим и четвёртым поворотами перед посадкой, так что до аэропорта было совсем недалеко.

Деньги — это одно, а вот толпы, и когда тебя узнают, а ты хочешь тишины и одиночества — это совсем другое. Честь и слава? В малых дозах — может быть, даже приятно, ну а если ты уже не в состоянии всё это пресечь?

Если после всех этих телевизионных штучек повсюду, куда только ни пойдёшь, кто-нибудь обязательно говорит: «Я знаю вас! Ничего не говорите… а-а, вы тот самый парень, который написал эту книгу!»

Мимо в предполуденном свете, не глядя, проезжали и проходили люди. Я был практически невидим.

Они не знали меня, я был всего лишь прохожим, направляющимся в сторону аэропорта с аккуратно свернутой подстилкой в руках, некто, имеющий право свободно ходить по улицам, не привлекая к себе всеобщего внимания.

Приняв решение сделаться знаменитостью, мы лишаемся этой привилегии. Но писателю это вовсе не обязательно.

Писатель может оставаться неузнаваемым где угодно, даже когда множество людей читает его книги и знает его имя. Актёры так не могут. И ведущие телепередач не могут. А писатели — могут!

Если мне предстоит стать Личностью — буду ли я об этом сожалеть? Я всегда знал — да. Вероятно, в каком-то прошлом воплощении я старался приобрести известность.

Это — не захватывающе, не привлекательно, — предупреждало то воплощение, — иди на телевидение — и ты об этом пожалеешь.

Маячок. Мигалка с зелено-белым вращающимся стеклянным колпаком — ночная отметка аэропорта.

Задрав нос, на посадку заходил «Аэронка-Чемпион» — двухместный тренировочный самолёт с тканево-лаковой обшивкой и задним колесом под килем вместо носового спереди. Мне заочно понравился аэропорт, — только по «Чемпиону», заходящему на посадку.