бросить летать?
— Нет, конечно, нет, — согласился я.
— Хорошо. А то я и представить тебя не могу без чего-нибудь летающего.
Какая жуткая мысль: никогда больше не летать!
— Ладно, — сказала она, возвращаясь к делу. — Так когда ты сможешь заняться телевидением?
— Трудно сказать, — ответил я. — Не уверен, что мне хочется этим заниматься.
— Ты подумай, Ричард. Книге это пойдёт на пользу, у тебя будет возможность рассказать обо всём довольно многим, рассказать историю книги.
Телецентры находятся в больших городах. Что же касается городов, по крайней мере, большинства, то я предпочитаю держаться от них подальше.
— Мне нужно подумать, я позвоню.
— Пожалуйста, позвони. Говорят, что ты — явление, и все хотят на тебя взглянуть. Будь паинькой и сообщи мне о своём решении как можно скорее.
— О'кей.
— Мои поздравления, Ричард!
— Спасибо.
— Ты что, не рад?
— Рад! Просто не знаю, что сказать.
— Подумай насчет телевидения. Я надеюсь, ты согласишься выступить хотя бы в некоторых программах. Основных.
— О'кей. Я позвоню.
Я повесил трубку и сквозь стекло телефонной будки посмотрел на улицу. Как будто тот же городок, что и раньше, но как всё изменилось.
— Ты только погляди, — думал я, — дневник, просто листки, отправленные в Нью-Йорк почти из прихоти, и вот на тебе — бестселлер! Ура!
Города, однако? Интервью? Телевидение? Не знаю, не знаю…
Я чувствовал себя бабочкой в люстре, среди множества свечей. В одно мгновение передо мной открылось столько замечательных возможностей выбора, но я не мог решить, куда лететь.
Автоматически я снял трубку и принялся усердно пробиваться сквозь массу кодов и номеров, пока, наконец, не достиг своего банка в Нью-Йорке и не убедил служащую, что звоню именно я и что мне необходимо справиться о балансе моего банковского счета.
— Минутку, — сказала она, — мне нужно найти его в компьютере.
Интересно, сколько там? Двадцать тысяч, пятьдесят тысяч долларов? Сто тысяч долларов? Если там их двадцать тысяч, да плюс еще одиннадцать в моей «постели» — я могу чувствовать себя богачом!
— Мистер Бах? — голос служащей банка.
— Да, мэм.
— Баланс этого счета составляет один миллион триста девяносто семь тысяч триста пятьдесят пять долларов шестьдесят восемь центов.
Долгая пауза.
— Вы уверены? — переспросил я.
— Да, сэр.
Еще одна пауза, теперь уже короткая.
— Это всё, сэр?
— М-м-м… — сказал я, — ой, да, спасибо…
В кино, когда звонят и на том конце вешают трубку, слышны сигналы «занято». Но в жизни, когда на том конце вешают трубку, телефон просто хранит тишину. Жуткую тишину. Мы стоим там и слушаем её долгое время.
Четыре
Немного постояв, я повесил трубку, взял свой свёрток и куда-то пошёл.
Приходилось ли вам когда-либо, выйдя из кино после какого-нибудь поразительного фильма, прекрасно снятого по прекрасному сценарию с прекрасной парой замечательных актёров, ощутить радость от того, что вы — человек, и сказать самому себе: надеюсь, этот фильм принесёт его создателям уйму денег, надеюсь, актёры, режиссёр заработают миллион долларов за то, что они сделали, за то, что они дали мне сегодня?
И вы возвращаетесь и смотрите фильм ещё раз, и вы счастливы быть крохотной частичкой системы, которая каждым билетом вознаграждает этих людей: актёрам, которых я видел на экране, достанется двадцать центов из вот этого самого доллара, который я сейчас плачу за билет!
Только за те деньги, которые им достанутся от меня, они смогут купить себе порцию мороженого с каким угодно десертом!
Славные мгновения в искусстве, в литературе, кино и балете — они восхитительны тем, что мы видим самих себя в зеркале славы.
Покупка книг, покупка билетов — это всё способы аплодировать, благодарить за хорошую работу. И нам радостно, когда любимый фильм или книга попадает в список бестселлеров.
Но миллион долларов мне лично? И тут я вдруг понял, что это — обратная сторона дара, полученного мною от многих и многих писателей, книги которых я прочёл с того дня, когда произнес: «Фе-ликс Сол-тен. Бэмби».
Я ощущал себя, подобно спортсмену на доске для сёрфинга. Неподвижность, и вдруг — чудовищная энергия вспучивает поверхность моря, подхватывает, не спрашивая готов ли ты, и брызги рассыпаются от носа доски, от краев, за кормой, — человек во власти могучей глубинной силы, и только поток встречного ветра