Ричард Бах

Дар тому, кто рождён летать (Часть 1)

я ему орал, так что я чуть поотстал и безропотно следовал за ним, как и положено ведомому, чтобы посмотреть, куда он направляется.

Он летает вот уже десять лет, подумал я, стало быть, это я ошибся. Мы просто идём вдоль другой реки. Я заметил, что он сверяется с картой, и это меня как-то ободрило. Он не сменил курса. Значит, мы летим на север: а я потерял ориентацию, впрочем, со мной это уже бывало.

Но, спустя какое-то время начало теплеть. Внизу, на земле, было всё меньше снега. Его самолёт Super Cub вдруг потрясённо понял, что неведомо как произошла ужасная ошибка.

Он, накренившись, резко развернулся вправо, сменил курс на сто шестьдесят градусов и начал снижение на посадку в каком- то маленьком аэропорту у реки. Это был, разумеется, Гудзон. Первый раз в жизни я заблудился, и не по своей вине!

— Ты это как-нибудь сможешь пережить, — сказал я ему мягко после приземления, — но можешь мне поверить, на это у тебя уйдет много времени…

Я тут же пожалел о сказанном, ибо он был страшно расстроен.

— Не знаю, что со мной стряслось Я шёл вдоль шоссе и заметил, что компас немного отклоняется и радиомаяк показывает что-то не то, но я был совершенно уверен, что это то самое шоссе! Я просто сидел и не обращал внимания. Я видел компас, но не обращал на него внимания!

Сменить тему оказалось делом нетрудным. По всему брюху моего самолёта

растеклось масло, выброшенное двигателем за последний час. Оно покрыло весь капот и шасси, застыло и повсюду замёрзло. Лопнуло кольцо, а может быть, трещина в поршне? Мы поговорили о возвращении, чтобы как следует это проверить, но это было похоже на отступление.

— Летим дальше, — сказал я. — Возможно, это просто сильное всасывание в конце трубы сапуна тянет больше масла, чем надо.

Мансон проложил курс на север вдоль Гудзона, свернул влево над Олбани и направился прямо на Торонто. Час спустя после Олбани давление масла упало у меня на один фунт, потом на два.

Ни разу не было случая, чтобы после такого падения давления масла с самолётом что-нибудь не произошло… Я сделал своему ведущему знак «вниз», и через пять минут мы сели на ближайшем аэродроме. Ушла ещё одна кварта масла.

Перспектива сорокачасового полёта над дикими просторами Канады с двигателем, разбрызгивающим в небесах собственную кровь, не относилась к числу моих излюбленных приключений.

Одно дело быть готовым к отказу двигателя во время развлекательных полётов, а совсем другое и не совсем разумное, — думал я, — быть уверенным в таком отказе.

Полечу ли я дальше или вернусь, я всё равно окажусь сачком; но лучше быть тёплым сачком, чем холодным, застрявшим где-нибудь в кроне дерева в Пентангинише. Кроме того, синоптики сказали нам, что на подходе к границе нас ожидает новый буран.

Я заправился маслом и вылетел на юг, несколько озадаченный тем, что огорчён упущенной возможностью замёрзнуть. Уж если затеваешь какое-нибудь приключение, каким бы безумным оно ни было, единственный способ успокоиться — это, во что бы то ни стало, пройти его до конца.

Спустя полтора часа, давление масла упало на пять фунтов, потом на десять, а потом стрелка уперлась в нулевую отметку, и мне оставалось только спланировать на посадку на ту самую полосу, с которой мы стартовали перед рассветом.

С двигателем всё оказалось далеко не так просто. Дело было вовсе не в трещине цилиндра и не в лопнувшем кольце. Проблема была в том, что цилиндры износились настолько, что восстановлению уже не подлежали. Четыре негодных цилиндра — восемьдесят пять долларов штука, кольца по тридцать два доллара, прокладки…

К тому времени, когда мне удалось набрать денег на приобретение запчастей, в Канаду уже пришла весна. Снег растаял, обнажив прошлогоднюю траву, на чёрных полях зазеленели озимые, лёд на озёрах уступил место голубизне водной глади.

Ну, как «приключеньице»? Ярость зимы и брошенный ей вызов, и в итоге — месяц у очага… Такое вот приключение! А в следующем году… в следующем году — продолжим. До самого Полюса!

Это был кот, серый персидский кот. У него не было имени. Он сидел в зарослях травы у конца взлётно-посадочной полосы и внимательно следил за истребителями, которые один за другим впервые касались французской земли.

Кот даже не вздрагивал, когда десятитонные реактивные истребители со свистом грациозно проносились мимо — переднее шасси всё ещё в воздухе, тормозные парашюты вот-вот готовы выскочить из своего укрытия под хвостовым соплом.