преданных и особых друзей.
Тот редкий писатель, который появляется на страницах живьём, добивается этого, благодаря тому, что отдаёт себя, описывая смысл не только тех событий и вещей, которые с ним происходили.
Писателей, описывающих полёт и преуспевших в этом, можно встретить вместе, особо стоящих на чьей-то личной книжной полке.
Уйма книг о полётах осталась после Второй Мировой войны, но почти все они переполнены фактами и волнующим приключением, и автор уклоняется от смысла этих фактов и от того, что стоит за этим приключением.
Вероятно он побоялся быть принятым за эгоиста, — вероятно, он забыл о том, что каждый из нас в момент достижения заветной цели становится символом всего страждущего человечества.
В такой момент «Я» не означает эгоцентрическую персону Дэвида Гарнетта, а подразумевает всех нас, кто любил, и желал, и боролся, чтобы узнать, и кто, в конце концов, один пролетел на нашем Мотыльке.
Есть что-то и в сочетании факта и смысла, и чистой честности, что-то, что позволяет книге существовать, что помещает нас в эту кабину на радость и горе, направляя нас навстречу судьбе. И если ты шагаешь с человеком навстречу этой судьбе по одной тропе, существует вероятность, что он станет твоим другом.
За пределами Второй Мировой войны. Например, мы знакомимся с пилотом по имени Берт Стайлз в книге, которую он назвал «Серенада для Большой Птицы».
Большая Птица — это Летающая Крепость Боинг В-17, выполняющий боевые вылеты из Англии на территорию Франции и Германии.
Во время полёта с Бертом Стайлзом мы смертельно устаем от войны и от восьми часов в день на своём законном месте сидения и борьбы с самолётом и бездействия, когда с ним борется командир корабля.
В нашей маске исчезает кислород, приближается зенитная артиллерия, вся чёрная и желтая, и молчаливая, мессершмитты с черными крестами и фоккеры прокатываются сквозь нас в лобовых атаках, желтый огонь сверкает из их носовых орудий, шквалы осколков обрушиваются на самолёт, стрельба продолжается, и вся Почетная Эскадрилья в своём полном составе внезапно появляется из воздуха с мощным шквалом выстрелов и оранжевого пламени из правого крыла.
Рукоятки огня на себя — и Канал, наконец-то, прекрасный Канал, и сразу же посадка на родную землю.
И жуешь, не ощущал вкуса, и лежишь, как мешок, без сна, и сразу же лейтенант Порада резко бросает в просвет: «Пошли», завтрак в два тридцать, пятиминутка в три тридцать, заводим моторы, взлёт и опять мы на своих законных местах, и кислород исчезает в наших масках, приближается зенитная артиллерия, вся черная и желтая, и молчаливая, мессершмитты с черными крестами и фокке-вульфы прокатываются сквозь нас в лобовых атаках, желтый огонь сверкает из их носовых орудий…
В полётах со Стайлзом славы нет, и бомбёжка не является полётом. Это грязная тяжкая работа, которая должна быть сделана.
Много времени потребовалось, прежде чем я составил своё мнение о войне. Я американец. Мне повезло родиться у подножий гор Колорадо. Но однажды, мне бы хотелось иметь право сказать, что я живу в этом мире, и да будет так.
«Если я переживу это, мне нужно заняться своим делом и узнать кое-что об экономике и людях, и вещах… В конце концов, имеют значение только люди.
Каждая земля дорога кому-то, и она всегда стоит того, чтобы этот кто-то дрался за неё. Поэтому, не земля, а люди много значат. По-моему, война именно об этом. За эти пределы я не могу уйти далеко».
После своего боевого путешествия на бомбардировщиках, Стайлз добровольно совершал боевые вылеты на Р-51. В 1944 году 21 ноября он был сбит во время сопровождения боевого вылета в Гановер. Он погиб в возрасте 23 лет.
Но Берт Стайлз не умер, поскольку у него был шанс создать несколько чернильных образцов на двухстах бумажных страницах, и создав это, он стал голосом внутри нас и нашим внутренним зрением для того, чтобы мы могли смотреть и удивляться, и откровенно говорить о его жизни, а потому — и о нашей собственной.
В то время, тридцать лет назад, самая важная часть Берта Стайлза заключалась в желании засесть за лист бумаги недалеко от взлётной полосы Восьмой Эскадрильи Военно-Воздушных Сил, и сейчас, в эту минуту, эта же самая бумага перед нами — мы можем потрогать её, познакомиться с ней и заглянуть внутрь.
Эта важная часть и есть то, что делает любого человека тем, что он есть и значит.
Чтобы лично побеседовать с Антуаном де Сент-Экзюпери, нам пришлось бы, например, всматриваться