преимущественное право на занятие этой трассы, но у него — С-124, который тогда был одним из самых крупных четырёхмоторных грузовых самолётов в мире.
Мы со Стрелой решили не спорить о правах, и осторожно повернули с трассы. Мы убедились, что 124-й — на самом деле огромный самолёт.
Я был поражён. Почему этот человек, профессиональный пилот, пилот Военно-Воздушных Сил занял МОЮ высоту! Он же не на своей высоте! Двигаясь на восток, он занял высоту западного направления. Как может профессиональный пилот в таком гигантском самолёте так сильно ошибаться?
Конечно же, мы не ускользнули в последнюю минуту. 124 достаточно громадная туша, чтобы её нельзя было увидеть задолго до последней минуты. Но всё же, это случилось, и прямо на моей высоте сотни тонн алюминия и стали летели в неверном направлении.
Если бы я был увлечен изучением своей карты, и этот гигант действительно пустил Стрелу по воздуху, нет и тени сомнения по поводу сообщения, которое появилось бы в газете.
После объяснений о том, как Стрела была стёрта в порошок обтекателем малого крыла грузового самолёта, и небольшого красочного описания столкновения, в новостях появилось бы заключение следующего характера:
Представители Федерального Управления Авиации выразили сожаление по поводу случившегося и сообщили, что на малый самолёт не был заполнен план полёта.
С масляным манометром
— через всю страну
Возникало ли у вас когда-нибудь ощущение, что всем вокруг известно нечто, о чём вы не имеете ни малейшего понятия? И для всего мира это нечто — вещь вполне само собой разумеющаяся, вы же о ней слухом не слыхивали, как будто бы пропустили Большой Небесный Инструктаж или что-то в этом роде.
Одним из ключевых пунктов Большого Небесного Инструктажа, очевидно, был вопрос о том, что на старых аэропланах от побережья до побережья в Северной Америке не летают. Речь шла, разумеется, о тех, кто находится в своём уме. И тут вдруг является старина Бах, который на Инструктаже отсутствовал.
Мне очень хотелось завести себе Детройт Паркс Р-2А — скоростной биплан с открытой кабиной. Я нашёл такой самолёт в Северной Каролине и решил выменять его за свой Фэйрчайлд-24, который находился в Калифорнии.
На первый взгляд, логичнее всего было бы отправиться в Северную Каролину на Фэйрчайлде, там его оставить, взять биплан и на нём вернуться в Калифорнию. Правда ведь? Однако, если это звучит логично и с вашей точки зрения, значит Большой Небесный Инструктаж мы с вами прогуляли вместе.
Ну, что ж, стало быть, мы относимся к тем самым двум процентам человечества, которые составлены вечно всюду опаздывающими субъектами.
Итак, не придумав ничего лучшего, я полетел на своём моноплане в Kамбертон, Северная Каролина. Снабжённый множеством приборов, которые исправно жужжали в кабине, самолёт с ровным урчанием и без особых трудностей проделал этот перелёт.
А затем, я променял его на этакую трещотку — ревущий, хрюкающий, насквозь продуваемый всеми ветрами биплан с одним-единственным заслуживающим доверия прибором — масляным манометром.
Ни о каком электрооборудовании, не говоря уже о радио, этот доисторический экземпляр никогда не слыхал и, кроме того, чрезвычайно подозрительно относился к любому пилоту, который учился летать не на JN-2 или на Американском Орле.
Во время Инструктажа, я уверен, обсуждался и следующий аспект: чтобы посадить старый биплан при боковом ветре на полосу с твёрдым покрытием, необходимо быть воистину могучим авиатором.
Что и объясняет, почему в Крисчент Бич, Южная Каролина, при повороте во время руления я вдруг услышал донесшийся откуда-то снизу крайне неприятный хруст. После чего, правое колесо шасси отвалилось, а правое нижнее крыло свернулось в этакий замысловатый крендель.
Потом я немного послушал отдаленный рокот Атлантического океана, а позже — после наступления темноты — печальный стук дождя. Он барабанил по жестянке ангара, в котором стояла моя груда обломков. Пролететь мне оставалось всего лишь каких-нибудь двадцать шесть сотен миль.
Эх, выпить бы ядовитого зелья из болиголова или броситься в море с высокого моста. Но мы — не попавшие на Инструктаж — так беспомощны, что, видимо, заслуживаем жалости, и потому, несмотря ни на какие лишения, нам всё же, удаётся кое-как проползти по жизни.
Жалость, в этом случае, исходила от предыдущего хозяина Паркс по имени Ивендер М. Бритт, хранителя неиссякаемого источника южного гостеприимства.
— Не переживай, Дик,