Ричард Бах

Иллюзии

существует вне времени, записанного на нём, и если ты знаешь, что это за фильм, ты знаешь, в общих чертах, что там должно случиться, еще до входа в кинотеатр: там будут битвы и волнения, победители и побежденные, любовь и несчастье, ты знаешь, что все это произойдет.

Но для того, чтобы тебя захватил и унёс этот фильм, для того, чтобы полностью насладиться им, тебе надо вставить его в проектор, и прокрутить через объектив кадр за кадром; для того чтобы погрузиться в иллюзию, обязательно необходимо пространство и время.

Поэтому ты платишь свою монетку, и получаешь билет, и устраиваешься поудобнее, и забываешь о том, что происходит за стенами кинозала, и кино для тебя начинается.

— И никто на самом деле не страдает? Вместо крови — лишь красная краска, а слеза от лука?

— Нет, это настоящая кровь, — сказал он. — Но, судя по тому, как это влияет на наши истинные жизни, это всё равно, что киношная кровь из кетчупа.

— А реальность?

— Реальность божественно индифферентна, Ричард. Матери всё равно, какую роль играет её дитя в этих играх: один день он «злодей», другой день — «сыщик». Абсолют даже не знает о наших иллюзиях и играх. Он знает только Себя, и нас в своём подобии, совершенных и законченных.

— Я не уверен, хочу ли я быть совершенным и законченным. Расскажи о скуке...

— Взгляни на небо, — сказал он, — и от столь резкой перемены темы я невольно взглянул на небо. Там, высоко-высоко, летели перистые облака и восходящая луна серебрила их края.

— Прекрасное небо, — сказал я.

— Оно совершенно?

— Конечно, Дон, небо всегда совершенно.

— Ты хочешь сказать: несмотря на то, что небо меняется каждую секунду, оно всегда совершенно?

— Ура, я молодец. Да!

— И море всегда совершенно, и тоже всегда меняется, — сказал он. — Если бы совершенство было застоем, то рай был бы болотом. А Абсолют тебе вовсе не болотный кулик.

— Постоянно меняющееся совершенство. Да. Согласен.

— Ты согласился с этим уже давным-давно, если уж говорить о времени.

Мы шагали по дороге, и я спросил:

— Дон, а тебе не скучно оставаться только лишь в одном измерении?

— А я что, остаюсь только в одном измерении? А ты?

— Почему всё, что я ни скажу, неправильно? Я думаю, что занялся не своим делом.

— Может, лучше займешься торговлей недвижимостью? — подсказал он.

— Ну, ладно, я пошутил, — сказал я. — Не надо мне будущего. И прошлого. Я уж скорее стану добрым старым Мастером Мира Иллюзий. Похоже, на это уйдет где-то неделя?

— Ну, Ричард, я надеюсь, что не так долго!

Я пристально посмотрел на него, но он не улыбался.

9

Дни совсем перепутались. Мы летали, как всегда, но я перестал различать это лето по названиям городов или по выручке от нашей работы.

Я начал делить это лето по тому, чему я научился, по разговорам, которые мы вели, когда работа заканчивалась, по чудесам, происходившим время от времени до тех пор, пока я наконец не узнал, что они — вовсе не чудеса.

«Представь себе образ прекрасной, справедливой и совершенной Вселенной — однажды прочитал я в «Справочнике Мессии». — А затем поверь только в одно: Абсолют уже создал ее в Своем воображении и получше, чем смог это сделать ты».

10

День выдался спокойный... лишь изредка появлялись пассажиры. А в перерывах между полетами, я учился разгонять облака.

Раньше я был летчиком-инструктором, и я знаю, что ученики всегда самые простые вещи делают невероятно сложными; я это прекрасно знаю, и вот я снова стал учеником, яростно хмурюсь и сверлю взглядом тучи.

Мне для начала побольше бы теории, а потом практики. Шимода улёгся под крылом «Флита» и делает вид, что спит. Я тихонько пнул его в руку, и он открыл глаза.

— Я не могу, — сказал я.

— Нет, можешь, — сказал он и снова закрыл глаза.

— Дон, но я пытался. И в тот самый момент, когда я думаю, что что-то начинает получаться, туча возвращается и начинает раздуваться ещё больше прежнего.

Он тяжко вздохнул и сел.

— Выбери мне облако. И, пожалуйста, поменьше.

Я выбрал самую здоровую и мрачную тучу на небе, высотой не меньше километра, облако клубящегося дыма, вырвавшегося из преисподней.