Ричард Бах

Ничто не случайно

отползло, и поле снова открылось для обзора. Теперь Стью хорошо видел место своего будущего приземления. Он кивнул, чтобы я летел на два градуса правее, еще на два градуса правее, а затем раскрыл пакет с сигнальным порошком «Кингс Рэнсом». Порошок рассыпался в воздухе длинным белым шлейфом, который проходил рядом с нашим инверсионным следом на высоте 4000 футов. Затем он прыгнул, продолжая высыпать порошок.

Я сбросил газ и сделал крутой вираж вправо, чтобы наблюдать за ним. Никогда не смогу смотреть спокойно, как он падает вниз. Я всегда хочу, чтобы он поторопился и раскрыл парашют. Стью был похож на ракету, запущенную в обратную сторону. Вначале он стоял и ждал на крыле, затем полетел вниз и сейчас преодолевал свои звуковые барьеры и входил в зону повышенного давления.

Наконец он прекратил вращаться и кувыркаться в воздухе, потянул за кольцо — и вот над ним раскрылся купол. Удачный ход! Он, выровнявшись на ветру, прицелился в свою травяную мишень и упал прямо в ее центр. После приземления он сразу же вскочил на ноги, чтобы парашют выпустил воздух и распластался по земле.

К тому времени, когда я приземлился, он был уже готов запрыгнуть в кабину, чтобы немного прокатиться. — Великолепный прыжок, Стью! — Наверное, самый удачный. Получилось как раз так, как я задумал.

Нас ждала толпа, и я настроился на длинный рабочий день. Но не тут-то было. Только пятеро были не прочь полетать, хотя один мужик вручил Стью десятидолларовую бумажку со словами: «Покатаете меня на все деньги?» Мы провели с ним 20 минут в небе, и он всё не уставал смотреть вниз.

Один из местных фермеров был последним, с кем мы летали в это утро. С высоты его дом и поля были ярко-зелеными после дождя, но он не смотрел на них, а думал — я мог прочесть эти мысли по его лицу: «Это моя земля, это то место, где я прожил столько лет. Поблизости, конечно, есть пятьдесят других похожих мест, но из них только это мое, и каждая его пядь дорога мне».

Мы сделали обеденный перерыв, когда пассажиров больше не осталось, и подъехали к городу вместе с молодым человеком, который летал с нами, а затем задержался еще на некоторое время, чтобы посмотреть, как летают другие.

— Да, я завидую вам, ребята, — сказал он, когда мы свернули на шоссе. — Вы летаете везде и, наверное, повидали много девушек. — А как же, немало повидали, — ответил я. — Слушай, я хочу полетать вместе с вами. Но моя работа связывает меня. — Так ты бросай работу, — сказал я, испытывая его. — Приходи и летай!

— Этого я сделать не могу. Я не могу бросить работу... Он не выдержал испытания. Даже девушки не могли оторвать его от работы, которая его связывала. Когда мы вернулись после обеда, я заметил, что биплан немного запачкался. Я выбрал тряпку и начал вытирать серебристый капот.

— Почему бы тебе не сделать то же самое с ветровыми стеклами, Стью? На них налипло столько грязи, что наши пассажиры едва могут видеть дневной свет. — Хорошо. Во время работы мы поговорили и решили остаться в Пекатонике до конца дня, а улететь завтра утром.

Попятившись назад, я осмотрел аэроплан и остался доволен. Теперь он выглядел намного привлекательнее. Но вдруг я заметил, что в тряпке, которой пользовался Стью, было что-то знакомое... — Стью! Эта тряпка — это моя футболка! Ты вытираешь моей футболкой!

От неожиданности он открыл рот и замер. — Она была среди всех других тряпок, — подавленно сказал он. — Она выглядела такой... ветхой. Он развернул и беспомощно показал ее мне. Это была больше не ткань, а клейкая масса маслянистой грязи. — Прости, я не хотел, — сказал он.

— Ну и черт с ней. Продолжай, три дальше. Это была моя единственная футболка. Поколебавшись какое-то мгновение, он еще раз взглянул на футболку и продолжил вытирать грязь. — Вначале я подумал, что это даже забавно, — сказал он. — Тряпка, и такая чистая.

Метод А продолжал давать нам пассажиров и после обеда в этот день. Первыми пришли те двое — фермер и его жена, — которые жили возле взлетной полосы. — Всё это время мы наблюдали за вами и убедились, что с вами летать довольно безопасно. Вот мы и решили тоже рискнуть.